Опрашивали Александр Василий Аксенов
1. Вообще-то о войне много интересных книг. Например, Василия Гроссмана. Я помню, некоторые его описания войны очень сильно отличались от обычной советской литературы. Конечно, "В окопах Сталинграда" Виктора Некрасова - очень сильная вещь. Были и какие-то малозаметные книги, где описывался какой-нибудь эпизод войны. Например, как ни странно, я запомнил первую половину романа Александра Андреева - такого писателя, которого сейчас никто уже не вспоминает. У него было потрясающе описано отступление и бегство нашей армии. Потом там все "восстановилось" и шло в нормальной соцреалистической колее, но какое-то натуральное ощущение паники запомнилось в этой вещи. Причем, Андреев был человек, как говорится, реакционный, сталинист, у Кочетова служил в журнале, а роман необычный.
Интересные книги у Григория Бакланова, у Симонова. Константин Михайлович Симонов вообще один из главных авторов военной темы. Я сейчас читал его дневниковые записи о Сталине - он несколько раз с ним встречался, знал его в самых неожиданных поворотах и пытался понять, что это вообще за личность. Военную тему в этих записных книжках Симонов освещает не с художественной точки зрения, а именно с аналитической.
2. Что касается войны как таковой, то я помню (а я был мальчиком), как мы ликовали, когда война началась. Была радость удивительная, все кричали: "Война-война, наконец-то!" Сейчас, по прошествии жизни, я считаю, что любая война, даже самая справедливая - это чудовищное злодеяние человеческого рода. Но в то же время в ней какой-то колоссальный пафос содержится, опьянение, хмель войны. Говоря об этом мире войны, для меня самая великая военная сцена: атака кавалергардов при Аустерлице, отчаянная атака самых блестящих воинов Российской империи. Когда Николай Ростов пересекал какое-то поле с депешей и вдруг услышал вой, свист, топот копыт и увидел кавалергардов, идущих в атаку через это поле. Веют плюмажи, штандарты, сверкают кирасы - это как описание битвы богов! Описание этого хмеля, интоксикации войной - великая вещь.
Что касается Великой Отечественной, то я и сам писал о ней. Многие, кто читал "Московскую сагу", поражались: откуда ты все это взял, ты же не воевал! А взял я все из источников, из Библиотеки Конгресса США, там масса информации. В американской прессе они говорили: вот это и есть "Война и мир" ХХ века, хотя, думаю, писалось это скорее из коммерческих соображений, чтобы больше продать. И сейчас, я думаю, эта тема неувядающая. Конечно, вряд ли кто-то напишет с такой аутентичностью, как это могли сделать писатели уходящего поколения. Но и Толстой не видел наполеоновских войн, однако умудрился описать все это блестяще. Так что тема не пропадет. Главная задача, мне кажется, - уберечь ее от квасного патриотизма и от желания вновь приподнять имперские ценности. Надо все-таки наконец понять в ХХI веке, что война - это злодеяние, какой бы она ни была.
Юрий Бондарев
1. Такой обобщающей книги-документа, своего рода энциклопедии или вехи нашего времени, посвященной войне, наверное, нету. А из существующих книг - есть широкая библиотека, достаточное количество авторов, которые написали о войне правду. Но важно эту правду осмыслить, важно, чтобы эта правда была помещена в философский контекст (как "Война и мир"), и только тогда эта правда станет правдой для всех. Вот говорят, есть одна, святая правда, а истин несколько. Но главная истина - сама тайна мироздания, которую хочет познать литература. Ибо и войны, и революции, да и все явления, происходящие с человечеством, зависят не от того, идет, скажем, дождь или не идет, а от мировой тайны, от космических сил, от того, что нам еще не известно. Это не какая-то мистика, не какое-то направление в религии, это то, о чем задумывается и наука и литература. Литература выражает общество, слово выражает человека. Поэтому я назвал бы несколько книг, которые выразили для меня правду о войне. В первую очередь - роман Виктора Некрасова "В окопах Сталинграда". Эта книга появилась в тот момент, когда она была нужна. Мы едва отошли тогда от литературы, которая была порождена непосредственно войной, где было много прямых, не осмысленных еще вещей.
Было много книг глагольных (хотя и хороших), а "В окопах Сталинграда" - это не широкая эпопея, это книга из эпизодов Сталинграда, она выявляет ту правду, которая действительно определяла Сталинградское сражение. Я и сам сталинградец - и мне это дорого. Еще назову "Момент истины" Богомолова. Это тоже война, хотя там нет батальных сцен, нет ни атак, ни отступлений, нет того, что можно ожидать от книг о войне. Речь идет о нашей контрразведке, но книга настолько правдива в своем роде, что я ставлю ее очень высоко. Не последнее дело и то, что книги эти хорошо написаны. Хотя я считаю, что книгу создает даже не мастерство, а философия, талант автора и его воображение. А зеркальный показ действительности - это чепуха, потому что литература - это вторая действительность, как отражение леса в воде.
2. Думаю, время настоящего осмысления войны не пришло и, может быть, скоро не придет. Толстой писал "Войну и мир" через 50 лет, у нас прошло 60, а с начала войны - 64 года. За это время вокруг нашей Победы и Великой Отечественной войны нашлось слишком много толкователей и извратителей истины. В головах у многих политиков и даже глав государств бродит жестоко-злая идея о реванше, и мы читаем эти глупости на каждом шагу. Начиная с того, кто победил в этой войне (Америка и Запад утверждают, что они - хотя в боях, специалисты подсчитали, они участвовали только на 8 процентов), и заканчивая числом потерь. Я могу назвать точную цифру наших потерь: 8 миллионов 664 тысячи 400 солдат было убито на фронте, непосредственно в сражениях, и 27 миллионов потерь связано с гражданскими лицами. Конечно, может быть, и есть кто-то, кто сейчас пишет о войне. Но думаю, что это писание разрешится ничем. Чтобы написать новую "Войну и мир", нужно знать наших полководцев, как знал их Толстой, нужно знать фигуру Сталина, о котором даже враги (Гитлер) говорили как о великом полководце. Нужно знать Жукова - это фигура удивительно интересная, сложная, талантливая и удивительно простая. Не в том смысле, когда простота хуже воровства. Простая во всем: в общении, в этикете, в угощении и так далее. Ну вот допустим, я знаю Жукова (я с ним встречался раз пять), Рокоссовского, Конева - так что на образы генералов меня бы хватило (и у меня есть Бессонов в "Горячем снеге" - фигура, конечно, собирательная). А некоторые вещи нужно знать так, как знал их Толстой. Вообще в наше эклектичное время вряд ли может появиться такая книга о войне, которая стала бы откровением.
Константин Ваншенкин
1. Вопрос, конечно, слишком общий. Но, если выбирать одну книгу о войне, то я несомненно выбрал бы "В окопах Сталинграда" Виктора Некрасова. Не то чтобы это моя любимая книга о войне. Но прошло уже шестьдесят лет, как она написана, и прежде всего есть потребность назвать ее. Это не значит, что она единственная, есть еще много замечательных книг - Василя Быкова прежде всего, но эта всплывает первой. Благодаря своей правдивости, неподдельности, человечности и очень точному описанию войны.
2. Мое твердое убеждение: о войне может писать человек, который там побывал. Человек, который не был на войне, о войне написать не может. Или это не будет полноценная книга.
Эдуард Володарский
1-2. Я думаю, что мы уже достаточно отошли от войны - все-таки 60 лет прошло. Лицом к лицу лица не увидать, а большое видится на расстоянии. Это расстояние мы уже прошли. Кстати, "Война и мир" тоже писалась, когда были еще живы (правда, считанные единицы) участники Бородинского сражения, которые обвиняли Толстого в том, что он многое исказил в изображении Отечественной войны 1812-го года. Но, к сожалению, у нас таких писателей нет. Я, во всяком случае, не вижу ни одного, способного написать нечто, хотя бы отдаленно приближающееся к "Войне и миру" или, например, к "Тихому Дону" (что есть главная книга о Гражданской войне и революции). Есть, конечно, романы Гроссмана, есть Симонов, ближе всего, пожалуй, "Прокляты и убиты" Астафьева... Но это не вся война во всем ее страшном многообразии.
Есть ведь правда войны - ее можно назвать солдатской, лейтенантской, капитанской. Только генеральской правды нету. Однажды, очень давно, я зашел в кабинет к генеральному директору Мосфильма Сизову (нужно было бумагу подписать). Войдя - остолбенел, потому что увидел живого Жукова, который сидел с Сизовым и Юрием Озеровым - режиссером, который снимал "Освобождение". У них шел горячий спор. Озеров жаловался на генералов - что они не дают ему снимать, душат, уродуют сценарий, что каждый хочет там видеть свою фамилию. И что надо, дескать, что-то предпринять, иначе картины не получится - сказал Озеров. Сизов ответил, что ничего сделать не может, вот если только Георгий Константинович... А Жуков сказал, что он тоже сделать ничего не может, потому что наши генералы хотят теперь выигрывать все сражения, которые они в войну проиграли! Вот и я генеральской правды в этой войне не вижу. Вижу правду солдата в окопах! А что касается книг, думаю, что "В окопах Сталинграда" Виктора Некрасова - это тоже, может быть, не все о войне, но книга правдивая, и главное, талантливая.
Эдуард Лимонов
1. Я ничего не могу рекомендовать - нету у меня мыслей: что хорошо о войне, а что плохо. Но мне не нравиться этот преувеличенно-парадный сволочизм - когда войну сейчас повсюду эксплуатируют. Война была благородным делом, была завоевана величайшая Победа, но когда об этом говорят люди, которые по всем параметрам обеспечили нашей стране поражение в 1990-е годы и сейчас успешно обеспечивают, закрываясь войной от сегодняшних проблем и пытаясь какими-то внешними движениями умаслить ограбленный ими народ - мне это противно.
2. Историю можно бесконечно переписывать, писать новые исторические романы. Однако уже много правд о войне сказано, и многими людьми - и пусть все они остаются. Одной правды ни об одной войне нет. Одна правда не более правдива, чем другая.
Пусть существуют разные концепции войны. Даже роман Толстого был натяжкой, там есть ходульность образов. Это тоже только одна из правд. А главная правда - это, конечно, документ, а не литература.
Александр Проханов
1. Я бы молодому человеку, который позабыл об Отечественной войне, посоветовал прочитать Акт о полной и безоговорочной капитуляции Германии, подписанный Жуковым. Это, по-моему, лучшее произведение о Второй мировой войне. Оно намного превышает такие великолепные произведения, как бондаревский "Горячий снег" или "Пядь земли" Григория Бакланова, хотя эти книги тоже достаточно хороши. В их ряду можно назвать и "Они сражались за Родину" Шолохова, и, конечно же, астафьевские книги, страшную "Прокляты и убиты"... Сюда же можно добавить и "В августе 44-го" Владимира Богомолова. Но это соцветье прозы все равно уступает лапидарной и мощной тектонике Акта о полной и безоговорочной капитуляции!
2. Мне кажется, что такой писатель, такая книга не появится. Потому что эра, в которую была совершена Победа, кончилась. Эра, когда Толстой взялся за "Войну и мир", продолжала эпоху Бородина, - там не было такого страшного разлома. Поэтому он писал о войне 1812 года, по существу, как о себе самом, о своем времени. Культура и освоение этого огромного явления - войны - в ту пору оставались прежними. Сейчас роман толстовского толка о войне невозможен. Нет такого художника! Это не значит, что сама эпически огромная тема Победы не может быть включена в корпус великой будущей русской литературы. Но мне кажется, что включена она будет несколько иначе.
С тех пор, как мы потеряли эту Победу, с тех пор, как оказались разгромлены и распяты, 1945-й год приобретает для нас не историческое, а религиозное, метафизическое значение. И задача национального самосознания состоит в том, чтобы опять вырвать у XXI века эту русскую победу, подобную той, что была вырвана в 1945 году. Роман, или литература, или - еще больше - культура, осваивающая религиозный смысл Победы 1945 года, приводя этот смысл в религиозно-метафизическое русло, распространяя его на все прежние Победы - начиная от Куликовской сечи или покорения Царьграда Святославом, - простирая все это в грядущее, ставя перед нынешним поколением колоссальную мировоззренческо-политическую задачу, - такая культура и такие тексты, конечно, могут появиться. Но они не будут связаны, скажем, со штурмом Рейхстага. Дух той утерянной Победы и реваншистское ожидание нового Русского Чуда должны породить, мне кажется, новую культуру и в ней - новую литературу.
Владимир Сорокин
1. Все, что касается Второй Мировой, почему-то входило в меня не через книги о войне, не через мемуарную литературу (хотя я довольно рано прочитал довольно сильные мемуары Черчилля, которые у нас были запрещены). Главное представление об этой войне составлялись из кинохроники и из устных воспоминаний очевидцев. Например, мне один человек рассказал, как он двое суток пролежал в болоте и его лицо все это время было наполовину погружено в эту жижу, он боялся пошевелиться, потому что немцы обстреливали из пулеметов это место (кажется, это было в Синявинских болотах, под Питером). И я почувствовал, что живое может быть лишь там. Потому что все воспоминания Жукова или Рокоссовского, которые у нас печатались в советское время, были некими официальными представлениями об этой войне. И я постоянно расспрашивал очевидцев. Из их воспоминаний и выстраивалось в моем сознании представление этой войны. Мне кажется, что вообще та картина войны, которая существует в коллективном народном сознании, в основном построена на сотнях фальшивых советских фильмах и на подчищенных мемуарах. Это те розовые очки, сквозь которые и принято смотреть на эту войну. Даже люди, которые воевали, привыкли их носить, и из них приходится вытаскивать что-то настоящие через другие совсем каналы.
2. Я не очень верю в то, что такая форма, как, например, роман, способна адекватно отразить эту войну. Она безусловно не поместится в этот роман! Я не прочитал пока ни одного романа, который внутренне совпал бы с тем чувством, которое возникало, когда мне пересказывали какие-то вещи очевидцы. Вещи, совершенно ускользающие от литературного сознания. Боюсь, что это событие, война, как ни странно, не по плечу литературе. Невозможно написать роман про Аушвиц (хотя они написаны). Документальные материалы гораздо сильней, и к ним нечего добавить на художественном уровне. Получается тавтология. Можно, конечно, после Аушвица стихи писать, но не про Аушвиц. Как бы яростно ни писал про эту войну Астафьев - все равно это не война. Это литература.
