Анастасия Емельянова Хитрый человек Сергей Шнуров сформулировал концепцию мужской литературы последнего времени. Звучит она так: "Яйца, табак, перегар и щетина". Эта скучная истина явлена нам в скудном разнообразии оттенков перегарного запаха: какая разница, что пил - грустно, что опять бухой, небритый, ничего не может и пишет, пишет о том, как томился, как плутал по темному городу, думал о ней и ее п...е, а также о том, что жизнь дерьмо и некуда податься честному парню без амбиций. Наркота, маета, гомосексуализм и не понятая никем душа - плата за избранность.
Про такого сорта мытарства можно читать у Генри Миллера и у Чарльза Буковски, но вот эпигоны их третьесортны. Стиль жизни взяли взаймы, а на большее пороху не хватило. Их герой нуден, статичен, никуда не стремится, масштаб его личности не выходит за границы размеров его первичного полового признака. У него не работает душа - возможно, потому, что за ней пусто, а все, что у него имеется в наличии, - см. строчку из песни Шнурова.
В потоках симулированного бруталитета и квазиисторических мистификаций, где действует либо по-человечески отвратительный, либо не по-человечески ходульный и картонный герой, скучаешь по "другому" герою. За этого "другого" критики и полюбили Михаила Шишкина. Очень понятная ситуация - караул отчаялся ждать. Шишкин же напомнил "миру" о том, что мужчина, слава богу, тоже человек. Что он может быть тонко организованным существом, может любить женщину не по-скотски и матерно, а как пристало человеку - из сокровенной глубины души. Может он и осмысливать пережитое - обратиться к высокому содержанию бытия. Это очень обнадеживает, потому что такой герой близок к Богу, а значит, бесконечен. Ему, грубо говоря, есть куда расти. Его жизнь - духовно осязаемый и осмысляемый путь, но он не мученик и не святой, а обычный человек - пишет и о первой любви, и том, как ребенка родил, и как скитался, и как терял.
Тема любви в "Венерином волосе" - главный двигатель всех сюжетных линий. У Шишкина она глубоко интимна и по-человечески полноценна, в ней нет второстепенного, нет обид и мелочных счетов. Писать о сокровенном так - это духовный труд. И сильная сторона героя в том, что он принимает жизнь смиренно, хотя путь его суров - это путь самых тяжелых утрат: близких, родины, порой надежды, но все-таки не веры. Он не черствеет и не мельчает. И, как любой обычный человек, герой Шишкина имеет и свои "недостатки" - это, вообще-то, разочарованная личность, подавленная и от жизни ничего особо светлого не ждущая, но, что важно, язвы свои не лелеющая.
В общем, ясно куда автор клонит - линия судьбы певицы в "Венерином волосе" - тоже печальна, сцена смерти ее оскорбительна. Мотив же и тут очевиден - нет в жизни счастья, но продолжать ее придется, если даже смерть становится для человека, и без того измученного очень длинным и тяжелым жизненным путем, ужасной. Хотя какая разница, если это только окружающим так кажется, а самому человеку, оказывается, нет.
Короче говоря - нет последнего утешения, но точно ведь никто не знает и каждый новый день - надежда... Понятно, что черпать силы придется в себе и будет их столько, сколько сам себе не пожалеешь. "Истина" тягостная, но честная, проверенная судьбами героев романа, который рассчитан, прямо скажем, на небольшую аудиторию современных читателей - не развлекает, не добавляет комфорта и не помогает самооправданию. А что же он дает? Ощущение неисчерпаемости души. Этим все сказано.
"Другой" герой Шишкина на наших просторах интересен и свеж, но явно мал. Он вертикален, но узок - ограничивается кругом глубоко интимных переживаний и далек от актуальной жизни "здесь и сейчас". Он весь в себе и в Швейцарии. Все, что с ним происходит, напрямую каждого из нас не касается. Не отражает жизненно важных тем времени в стране, не дает ключа к осмыслению нашей действительности, не обязывает к размышлениям о своем месте здесь, в сегодняшней России. "Венерин волос" мог быть написан сто лет назад и может быть написан еще через сто, а "Герой нашего времени" - только в 30-е годы XIX столетия. Так что место героя национального масштаба сегодня, увы, по-прежнему не занято.
