За что, за что?

Новый мир

Анна Василевская. Повесть о жизни.

Действительно - повесть о жизни. Точнее не скажешь. Не роман, не дневники, не воспоминания даже. Просто пережитое. Разумеется, главная героиня - Война.

Пред нами потрясающий человеческий документ: "┘увидели извивающуюся на пыльной дороге девушку без обеих ног выше колен... Она выстанывала одну фразу: "Братцы, пристрелите!" ...Молодой солдат, догоняя девушку, крикнул: "Вот сейчас догоню и поцелую!" Она же резко свернула с дороги и побежала по полю, не видя указку: "Мины"┘" Плюс попытка биографии от 19 января 1976 года.

Олеся Николаева. Стихи.

"Всем все до фени", - чиркнул в подъезде мелом. / Приписал "Жизнь явно не удалась" корявой строкой. / Снялся в рекламе супчика "Магги" - в белом / таком шарфе вскрикивал: "Супчик!", крутя рукой..." ("Сосед").

Ольга Постникова. Петь и петь. Рассказ.

Простая, без выкрутасов, и на редкость грустная история. О том, что сердцу хочется петь, а глаза отказываются видеть. Героиня слепнет, а вокруг какой-то абсурд. Всяческие ООО, перестройка, встречи с "целителями" и так далее - когда же все это было? В прошлом веке.

Ирина Сурат. Смерть поэта.

Пушкин и Мандельштам. Удушье, которое испытывал Мандельштам, когда не писал стихов. И Пушкин, убитый "отсутствием воздуха". 1937 год - мрачный пушкинский юбилей, и просто 1937 год. И яма "этого Мандельштама".

Знамя

Евгений Рейн. "Я хозяин своих привидений и призраков┘" Стихи.

"Вот спускается к Яузе / позабытого парка терраса. / Мне подарена пауза / до вечернего часа┘ / Вот пройдет затемнение, / и появится Кассиопея, / но, увы, тем не менее, / я пойду. Я на ужин успею" ("Больница").

Юрий Буйда. Город Палачей. Роман. Окончание.

Можно читать и с этого номера. Потому что все-таки не вполне роман. Скорее - собрание готических новелл, сдобренных "разнообразной буйдой": "Ступая по пышному ковру из лепестков, она вернулась к капитану и дунула ему в лицо - розовые лепестки разлетелись, застряв лишь в волосах и бороде. Глаза у Боха были выколоты. Раны прикрыты двумя серебряными талерами. Третий талер он сжимал зубами, как пулю. Она не кричала и не плакала. Взяв из капитанского сейфа револьвер Кольта, она вернулась в лодку. Вернулась в Город Палачей. За столом в Африке она написала бумагу в милицию, в которой рассказала все, что видела, умолчав лишь о капитанском револьвере. После чего - с моей помощью, конечно, - спустилась в подземелье и закрылась в саркофаге, пообещав застрелить всякого, кто осмелится потревожить ее сон". Если говорить современно: вставляет.

Михаил Айзенберг. Стихи.

"Свет. Румяное на белом. / Фартук, выпачканный мелом. / Есть больная правота / в утешенье неумелом: / есть всему своя граница. / Не граница, а черта. / За чертою дом и клеть, / говорящая перина, / свой очаг да муж медведь. / Это то, о чем не знаем, никому не говорим. / Это нам незримо. / Это есть у братьев Гримм".

Евгений Еромолин. Критик в сети.

Попытка панорамы сетевой литературной критики. РЖ, РП, weekly, quickly, обруганный всеми Лев Пирогов etc.

Наблюдатель.

Журнал в журнале, посвященный критике, литпроцессу и прочим наблюдениям. В номере: "Трели триллера" Никиты Елисеева. Материалы конференции "Общество и культура: христианское радиовещание в современной России", рецензии.

Октябрь

Михаил Тарковский. Кондромо. Повесть.

Добротно, нутряно, вкусно. Автор слова не жует, а смакует. Перемывает им косточки, пересчитывает ребра. Не сказать, что половину, но достаточно много места занимают авторские комментарии. Этакий очередной "Русский словарь языкового расширения", пусть и в уменьшенном варианте. Читать, впрочем, все равно интересно. Хотя и вязнешь, конечно. Зато сочно - уж этого не отнять.

Ирина Ермакова. Уголь зрения. Стихи.

"Выдыхаю дым. Обращаюсь в дух. / За спиной ползет по насыпи скорый. / Сигаретка. Обзор желаний. Юг. / Темнота звенит, забиваясь в поры, / Под ногами галька бомбит слух..."

Юрий Петкевич. Ччь. Рассказ.

Очень хороший рассказ. "Однажды увидел сон: на коленях у меня женщина, и у нее по животу волны - как на реке. Я чувствую: кто-то еще рядом, - и оборачиваюсь. Вижу девочку лет четырех и понимаю, что это ее дочка, а кто папа ее - не знаю и знаю, что и она сама не знает. Девочка показывает на меня и выражает изумление маме: "Где ты нашла такого дурака, где это ты выискала его?" Такая нелепость просто так не могла присниться - в тот же день получаю из Москвы извещение, что допущен к экзаменам".

Дмитрий Полищук. Приглашения. Стихи.

"Как в полночь по небу верхом / скачу я, растопырив ноги, / о помело мое, о чем / ты помышляешь по дороге, / я знаю точно. В том секрет / любых летаний под луною... / Кто был единожды задет, / навечно тот оседлан мною: / расстаться уж не хватит сил / с мечтой мучительной и жалкой┘ / В одном неутомим ты был, / за то и стал летучей палкой..." ("Я-ГА"). Увы, все не процитируешь, а хотелось бы.

Гела Гринева. О сеньоре Красная Борода, рыцаре, влекомом сокровищем, но не обретшем оное. Пунктир средневекового романа.

Действительно пунктир. Сбылась мечта Дон Кихота. Читать забавно - потому что все перемешано: века, стили, эпохи. Конспект рыцарского романа с Гитлером, коммунистами, с филологическими и прочими отступлениями. Итальянская история поглотила и Барбароссу, и германские имперские амбиции, а круги посеянной им кровавой гражданской войны между гвельфами и гиббелинами продолжали расходиться по Италии триста лет. Цели и идеи лагерей неоднократно менялись местами. Менялся и социальный состав участников. Смысл многовековой распри был до того смутен, что так и хочется предположить, что раздор был посеян не властолюбивым Барбароссой, а темной силой, неподвластной человеческой логике.

Д Н

Александр Васютков. Сим-сим. Повесть.

Из вступительной заметки Бориса Дубина: "Его имя появляется в печати редко: после вышедшего в 1994 году мемуарного романа-документа Владимира Батшева "Записки тунеядца", где щедро цитируются ранние стихи и письма Васюткова, я помню единственную подборку его поэзии в журнале "Арион" в 1998 году┘ Я бы назвал васютковскую повесть прозой итогов и расчетов". Если коротко: сталинская Москва, хрущевская Россия, детство, отрочество, юность, блатняк и метро "Белорусская". "Не начинается юность - просто кончается школа. Не начинается зрелость - просто кончается институт. Не начинается волшебная сказка - просто это кончается женитьбой на другой┘"

Инна Кабыш. Стихи.

"- А молока у вашей соседки купить можно? -
спрашиваю я у Митькиной бабушки.
- Не-а. У ней корова утонула.
- Господи! Где это она, у вас же и речки нет?
- А в грязи┘"

Такие теперь стихи.

Борис Голлер. Возвращение в Михайловское. Роман. Книга первая. Журнальный вариант.

Разумеется, о Пушкине: "Он взобрался на подоконник и помочился, задирая струю все выше┘ В траве шуршали птицы и все еще стрекотали кузнечики". С цитатами, примечаниями, любовями. Продолжение следует.

Калью Лепик (1920-1999). Ты куда идешь, идущий? Стихи. Перевод с эстонского.

Из предисловия переводчика Светланы Семененко: "В 1942 году поступил в Тартуский университет, где стал изучать историю и археологию Северных стран, но в 1943 году был мобилизован в немецкую армию. В 1944 году бежал с острова Хийумаа в Швецию". Стихи: "Ворон ворону не верит, / даром оба черные. / Этот каркает одно, / тот другое каркает: / тьму долой! Да будет свет! / Свет долой! Да будет тьма! / Даром оба черные, / одним миром мазаны".

Лев Аннинский. Авторская рубрика "За что?".

О Валентине Ивановой, авторе "Записок литературного раба", о феномене литраба, литрабства и литературной работы. "Культовый актер звонит знакомому редактору: "У меня мысли. Пришли кого-нибудь", а давши интервью, звонит еще раз: "Слушай. Какая у тебя девка! Ты ее всегда ко мне присылай". При слове "девка" нынешняя публика, возможно, ударится в эротические ожидания. Напрасно. Надобность у актера действительно самого возвышенного толка. У него мыслей - "вагон и маленькая тележка"┘ Когда-то барин кликал девку почесать спину. Теперь - записать мысли. Интеллектуальная эпоха". За что, за что? Нет ответа.