Алиса Ганиева Ирония (притворство) всегда манипулирует скрытыми смыслами текста, являясь имитацией незнания, постижением истины через противоречие. Стилистически ирония есть озорство, насмешка, издевательство, глумление, лукавство, тогда как философски (согласно всем этим немцам-романтикам) она образует универсальный принцип мышления и творчества. То есть ситуация, когда все одновременно в шутку и всерьез, когда сняты все ограничения и путы духа, сознания, культуры и внутренней цензуры, наиболее близка настоящей сути вещей. Ирония через отрицание предмета выходит на подтверждение его идеи, возносится от высшего к низшему. И при этом остается насмешкой, противоположением главному значению слова. Большими деревянными кавычками.
Размножение иронических масок растворяет, уничтожает подлинность и в то же время обретает ее, игра превращается в выход за пределы игры, два минуса дают плюс. Ирония поэтому есть воплощенная грустно-веселая несостыковка, своеобразный оксюморон, переводимый, кстати, с греческого как умно-глупое. Обретение свободы через осознание своей относительности и открытости другим формам.
Шутка сама по себе всегда гораздо тривиальнее и одномернее иронии, банально говоря, это просто то, что делается ради конкретной цели: развлечения, возбуждения смеха (правда, смех тоже провоцируется разными мотивами). Согласитесь, дурачество, шутовство и притворство, ирония – понятия, лежащие где-то очень близко и вместе с тем предельно далеко. Когда писатель шутит, читатель смеется (впрочем, чаще всего не смеется), когда он иронизирует, читатель (замрите!) металогически постигает утаенные значения. Это не мешает ему, конечно, смеяться в то же время. Кто-то неизвестный сказал: «Улыбайтесь – это заставляет людей ломать голову над тем, что же у вас на уме».
Но я это все, само собой, развожу не всерьез. Я просто потешаюсь.
Дарья Гармоненко