Скорлупа

Море, тепло… Фото Екатерины Богдановой

По утрам была сказка. В пятом часу начинали петь птицы. Абсолютная тишина, и – каждый раз неожиданно – начиналась пронзительная любовная трель сиамского соловья. Ее подхватывали другие соловьи.

Таня слушала птиц, еще лежа на накрахмаленных белых простынях, спала без одеяла – жарко, наблюдая, как солнечные лучи просачиваются между шторами. А потом солнце прорывало плотину, обрушивалось со всей силой и дотягивалось до Мити, который спал у стены. Митя просыпался, включал телевизор и открывал банку пива – приходил в себя после вчерашнего клуба. Он смотрел телевизор везде, где только была возможность, включал звук по максимуму. Таня садилась рядом и смотрела все, что шло по двум российским телеканалам: про снег, про бездорожье, про лопнувшие трубы.

Митя допивал пиво и тянул ее за руку к себе. Она слышала еще про мартовские морозы, снег, ветер и будто проваливалась в сугроб из простыней и одеял. Ей было так горячо и сладко, что хотелось самой, как сиамской пичужке, запеть во весь голос, но выходило только «Мии-итя, Ми-итяя…»

Путевку в Камбоджу купил он. Застегивая рубашку, повернулся к Тане, сказал:

– Давай поедем куда-нибудь! Косточки погреть. Ты вон все мерзнешь – носки, свитер. Мерзлячка.

– Где тепло и море, да, Митя? – спросила Таня.

Был студеный, ветреный московский февраль.

– Конечно. Посмотри в Интернете, где сейчас тепло и море. Есть хочется. У тебя есть что перекусить?

Таня вскочила с кровати, побежала на кухню, достала из холодильника салат и курицу. Ей хотелось сесть возле него и смотреть, как он ест, но сердце вдруг застучало – море, тепло. Она кинулась к компьютеру.

– Подожди, подожди, – Митя пришел с тарелкой, присел на край ее кресла. – Смотри, это – Витькин блог. Витька с моей работы там был, говорил – класс! Ладно, я пошел, мне в магазин надо завернуть, мне такой список накатали… Ты посмотри, как лететь, и выбери отель, мне потом скажешь.

Список накатала жена Мити, и Таня обычно дергалась, когда он говорил про жену. Но тут она закивала Мите, услышала, как щелкнула дверь, и все сидела, листая фото. Там была Камбоджа.

Таня и правда все время мерзла. Да и выглядела… Бледная кожа, тонкие светлые волосы, самая удобная прическа – откинуть их назад, а еще лучше стянуть резинкой. И время у нее тянулось медленно-медленно – утро, нужно ехать на маршрутке, потом метро, работа, домой, смотреть на себя в зеркало и стирать с лица ватным диском с тоником городскую пыль… А завтра – утро, ехать на маршрутке…

Она уставала на работе так, что однажды вечером возле дома чуть не попала под машину. Она шла, и вдруг – визг колес и красный капот в нескольких сантиметрах от нее. Водитель выскочил, что-то крикнул, Таня не слышала. Потом вспомнила: высокий такой очкарик, из соседнего подъезда. Конечно, это у него красная машина.

Что в ней увидел Митя? Они познакомились на улице. Таня подходила к высотному зданию, где был ее офис, споткнулась и попала в руки мужчины. Руки Мити.

Митя проводил ее до офиса, сказал, что соседи – она на третьем этаже, он – на десятом.

Через два дня, когда Таня уже решила, что ей почудилось и вовсе и не было Мити, он пришел к ней на работу с букетом роз.

Таня взяла розы и замерла. У коллег были откровенно изумленные лица, они даже не пытались скрыть их за мониторами.

– А куда поставить? Девчонки, где у вас вода? – распорядился Митя, притянул застывшую Таню к себе и спросил громким шепотом:

– Тебе понравились розы? Я не знаю, какие цветы ты любишь.

После этого, даже если бы Таня пискнула «Нет, нет…» на его «Поехали к тебе!» – ее бы никто не понял.

В его руках, горячих и наглых, она отогревалась. Но он уходил, и она замерзала опять. И время, ветреное и стремительное с Митей, без него становилось тягучим, будто Таня лапкой угодила в вязкую смолу. Еще немного – увязнет и вторая лапка, да так она и застынет в этой янтарной смоле, как бедная стрекоза миллионы лет тому назад.

Они улетали в Камбоджу в начале марта. Это был сумасшедший московский март. Он начался солнцем, предвкушением скорых капелей, а потом вдруг сменил милость на гнев: метели, морозы, сугробы. Все вокруг чихали и кашляли и жаловались на бесконечную зиму.

Прилетели в жаркое лето: распевали птицы, цвели цветы, пекло солнце и громыхали южные грозы. Самым удивительным был воздух: волны морского ветра; аромат благовоний в святилищах; дым от жаровень в кафе; сладкий запах цветов. И море утром: джонки вдали, белый, еще чистый песок, зеленая вода и рыбки в ней.

Они сходили в несколько местных клубов – шум, нестерпимо громкая музыка и свет. Таня старалась забиться в уголок, чтобы потише и не так слепило глаза. Митя сильно пил, приговаривая: «Не обижайся, весь год работа и работа, дай расслабиться».

Те камбоджийцы, с которыми разговаривала Таня – на улице, в кафе, магазинах, – были как зеркало. Смотришь на них – они отвечают таким же взглядом. Улыбаешься – и тебе улыбка в ответ. Странновато было в этом сиануквильском зеркале видеть вместо себя смуглое улыбчивое лицо.

Но однажды Таня заглянула в зеркало уже настоящее, в ванной. На нее смотрела незнакомая женщина с легким ровным загаром – Таня всегда боялась солнца, от которого на коже начиналась солнечная крапивница, а тут загорела! У незнакомки было красивое тело, слегка вьющиеся от морской воды волосы и странные глаза. Она смотрела в свои глаза в зеркале и ничего не понимала.

Сиамский залив творит чудеса. Или это она была готова к чудесам?

Это было на следующее утро после Latino, так назывался клуб. Они зашли туда случайно – Митя увидел вывеску и оживился:

– Здесь должна быть текила! Пошли! Давай поближе к бару, возле танцпола сядем!

Они сели за столик. Неподалеку танцевали несколько пар. Таня повертела бокал с соком манго, еще раз глянула на танцпол и забыла про сок. Небрежно, будто к себе на кухню или в ванную, на него ступил человек: босой, обвисшие штаны с огромными карманами, майка, невообразимо лохматые волосы. Он стал потихоньку приплясывать, даже не приплясывать, а просто покачивать бедрами, поднимать и опускать руки, будто просыпался.

Митя поймал ее взгляд:

– Совсем чувак обкурился! – И заорал бармену, стараясь перекричать музыку: – Давай еще дринк! Ван дринк! Окей?

Обкуренный, наконец, проснулся и пошел через танцпол. Таня увидела его перед собой. Он что-то сказал, она не поняла.

Тогда он обратился к Мите.

– Да пусть идет! – разрешил Митя.

Чувак нагнулся к Тане, и она теперь увидела его лицо – голубые глаза и губы, которые что-то спрашивали у нее. Таня поняла: он спрашивает, как ее зовут. Она сказала. Он кивнул, протянул руку: «Джон».

Все было ужасно до безобразия. Таня спотыкалась, не попадала в ритм, ей мешало платье, а больше всего – босоножки, в которых до Latino было очень удобно и легко ходить. Джон поднял руку, музыка затихла.

– Okay, it was a test, you know? Now relax and free your mind. Try to feel music and our bodies, you know? (Это была попытка, понимаешь? Теперь расслабься и освободи свою голову. Попробуй почувствовать музыку и наши тела, понимаешь? –«НГ EL»)

Она кивнула. Он указал на ее ноги. Таня не поняла. Джон показал снова – сними обувь. Взял ее босоножки, отнес на пустой стул рядом с Митей.

Пока Джон шел туда и обратно, Таня стояла так, будто она голая. Теперь уже никто не танцевал и не разговаривал, все смотрели на нее и на Джона – как он подошел и взял ее за руку.

Теперь ей ничего не мешало. Джон бросал и ловил Таню, и она не промахивалась, все было в такт, она жила музыкой. Они танцевали дважды – еще был «слоу, совсем слоу», и они с Джоном обнялись, и плыли по почти неподвижной реке. Он спросил, где она живет. И с кем она пришла. Муж? Нет? Бойфренд? Таня кивнула.

Когда он пригласил еще, Таня прижала руки к груди – устала.

– Ты завтра придешь? Ты останешься здесь? Со мной? – теперь она прекрасно понимала его английский.

Она растерянно развела руками.

– Я предлагаю вашей подруге остаться, – с вызовом сказал Джон Мите. Тот заулыбался в ответ:

– Во дает! А что, ты подумай! Я у бармена узнал, он – хозяин этого клуба!

– Ты не ревнуешь? – виновато спросила Таня, когда они ехали в отель.

– Нормально! Ты у меня такая… Меня заводит.

От «ты у меня» защемило сердце.

Утром она почувствовала – что-то неладное с пяткой. Оказалось, что занозила ногу на деревянном полу. Занозу Таня вытащила и улыбнулась, вспомнила Джона. Можно было еще пойти в Latino, но зачем? Пора было в Москву.

В Пномпене таксист высадил их у местного рынка.

– Давай посмотрим, может, что-то купим для друзей, – предложил Митя. – Смотри, не потеряйся. Держи меня за руку!

Таня старательно держалась за Митину руку. Потом подошла спросить у пожилой продавщицы, сколько стоят афгани. Ей понравились серые, с затейливым рисунком. Когда сошлись в цене, Таня поняла, что Мити рядом нет. Продавщица увидела ее испуганное лицо, показала рукой – иди в начало рынка. Митя и правда был там.

Она сначала и не поняла, что это он. Возле торговки яйцами, которая расположилась на полу со своим товаром, на низенькой табуреточке сидел человек: Митина спина, его руки. Таня было кинулась к нему, но остановилась.

Митя ел яйцо. Жадно, будто был очень голоден, выгребал из него пластиковой ложечкой темную массу. Доел, не вытирая губы, жестом показал торговке – давай еще. Содрал скорлупу, добавил из баночки какие-то специи и, жадно глотая, уничтожил и это яйцо.

Это были не совсем обычные яйца – с птенцами внутри – местное лакомство.

Митя доел, вытер рукой губы, обернулся и увидел Таню.

– Ты куда пропала? Пора в аэропорт, еще, гляди, опоздаем!

В Москве был конец марта, по городу гулял холодный ветер, лежали сугробы, все вокруг чихали, кашляли и жаловались на зиму.

Таня ходила на работу, коллеги отчаянно завидовали ее загару. Однажды в туалете она услышала, как обсуждают ее роман. «И что он в ней нашел? Ходит сейчас, светится, вон глаза какие…» – «Она думает, жена не знает…» – «Может, и не знает или привыкла…» – «Узнает!»

Таня подождала пока все ушли, вышла из кабинки, подошла к зеркалу – на нее смотрела женщина с блестящими шальными глазами. Таня открыла холодную воду, умылась. С мокрого лица стекала вода, потекла тушь, намокли волосы. Но глаза были те же.

Наступила весна, оглушительно лопались почки, всюду были лужи и ручьи воды. Таня была на работе, рассматривала камбоджийские фотографии – вот она одна, вот Митя один… Они никого не просили сфотографировать их вместе.

Пошла за кофе, посмотрела в окно. На тротуаре стояли Митя и женщина, которая что-то говорила ему, размахивая рукой.

Вечером Митя приехал к ней.

– Давай на выходные в клуб сходим, как в Камбо ходили. Меня это заводит – как ты тогда… Чего молчишь? Молчишь и молчишь. Когда я тебе надоем, а? Пора мне еще кого-нибудь осчастливить.

– Как это – кого-нибудь осчастливить?!

– Ты посмотри – сколько несчастных теток! Я же для них Дед Мороз. Самый настоящий, который подарочки принес. Помнишь, в детстве? А дальше Деду Морозу пофиг, дальше – это уже ваше дело. Ну, надулась! Иди ко мне. Иди сюда!

Та самая женщина, которая разговаривала с Митей, ждала Таню вечером возле работы. Наверное, можно было сделать вид, что Таня ее не заметила, или вернуться в офис, мол, что-то забыла. Таня подошла к ней.

– Тварь, – совсем не злобно, а как-то даже грустно прошептала жена Мити. – Как же вы мне все надоели!

Когда Таня подходила к своему дому, услышала:

– Девушка, подождите!

Она обернулась. Высокий парень в очках махнул ей:

– Я жду вас, подождите!

Зашла в подъезд, открыла дверь, включила чайник. Подошла к окну.

Высокий стоял у своей красной машины, сунув руки в карманы и, запрокинув голову, смотрел, как ей показалось, на нее.

Стала наливать себе чай, пролила кипяток на руку и засмеялась.