Зульфия Алькаева  |
| Октябрь. 2016. № 7. 192 с. |
Карелия, Вологодская и Архангельская области… Если эти географические названия вызывают у вас воспоминания лишь о карельской березе, вологодских кружевах и архангельском мужике Ломоносове, то ассоциативный ряд пора обновить, а кругозор – расширить. Седьмой номер литературного журнала «Октябрь» представляет современные образы и настроения Русского Севера в поэзии и прозе.
Гвоздь специального номера – первый роман идеолога «новой северной прозы» Дмитрия Новикова «Голомяное пламя». Роман, по признанию автора, родившийся из вопроса: почему исчезла «цивилизация Поморья»? – приглашает в экспедицию по морю русской старины, по открытому морю (таково значение забытого слова «голомя»), а значит, навстречу опасной непредсказуемости необъятного простора, чреватой либо гибелью, либо перерождением.
Статья Евгения Ермолина «Ночи и дни окном на полюс» преподносит философию Севера как «экстремальный опыт духовной свободы», важный для понимания истории слова и веры. Развивая мысль Ермолина в анонсе номера, завотделом критики журнала Валерия Пустовая уточняет: «Именно благодаря новой литературе Север располагается как будто разом на краю обжитого мира и в сердце страны. И слово здесь выступает посредником между временами и пространствами, как давно, исстари – между миром земным и небесным».
Выразительная топография местности диктует почерк. На презентации северного номера на ММКВЯ поэт Мария Маркова подчеркнула, что низинное положение Вологды активировало темные русла в сознании русских писателей: под Вологдой Сологуб написал роман «Тяжелые сны»; есть вологодская, и тоже мрачная, повесть Ремизова «Часы». И добавила: «Надеюсь, у меня не такие мрачные стихи». Естественный для сознания северян микс бытового и магического поразили поэта Лету Югай, и вот она уже не прочь поверить в реальность «белоснежного зверя с единым рогом», ощутить себя легким листом, грибом, мышью и птицей. Лете Югай вторит Ната Сучкова, призывающая читателя: «Притормози слегка, раскручивая глобус…» Болезненную вписанность в пейзаж испытывает и вологжанин Антон Черный: «Я, как рана, – еще не зажил./ И торчу я в этом пейзаже,/ Как из бани выскочил в снег, –/ Незадачливый человек».
В контекст современного Севера включено творчество карельских авторов: это и контрастная поэтическая «география» Анны Матасовой («Лучше всего рифмуются свет и тьма,/ Черное море – белая Колыма»), и галерея убогих героев Ильи Раскольникова. Анастасия Софронова ощущает в статике Севера надежность и силу: «Держат меня еловые лапы, держат берез опавшие пряди». Сравнивая душу с камнем, петербуржец, родившийся в Петрозаводске, Егор Сергеев выстраивает метаморфозы: «Если камень и темнота – становишься рифом./ Если камень и свет – становишься маяком». Некая «алхимия» творится в стихотворении Екатерины Соколовой из Сыктывкара (Республика Коми): «только переливание вод,/ перераспределение дыма»; «делили мы с ним делянку одну,/ ветер в лесу замыкали…».
Вещество преображения на первый взгляд иссякает в прозе Натальи Мелёхиной (рассказы «Трактористка», «Что мы знаем о хлебе»), честным реалистичным пером выводящей драму «деревенской цивилизации». На самом деле суровые истории очевидца – это «сказки наоборот», настолько они непривычны для городского читателя.
В уютной нише семейного предания находит вдохновение Александр Киров. Доброй шуткой подкупают его рассказы «Корни», «Маленькая птичка прилетела к нам», «Скамья».
Правда и в том, что романтика исчезает, когда молодость ищет, но не находит вокруг себя движения и прогресса. В сатирической повести Яны Жемойтелите «А еще была осень» колеса времени буксуют, проворачиваются, что особенно очевидно на фоне судьбы нашей современницы, только что окончившей пединститут, вернувшейся в родной городок.
Еще один автор номера, прозаик из Петрозаводска Александр Бушковский, ранее публиковал в «Октябре» знаменательные «Индейские сказки», в которых предания Севера оживают в современных социальных обстоятельствах. Вплоть до байки о том, как северный индеец, почуяв скорую смерть, уходит в лес сам себя хоронить. Автор «сказок» предупреждает: «…Если встретишь где-нибудь в тайге огромный валун, а вокруг земля раскидана, знай, что здесь лежит настоящий индеец. Хотя самые-то настоящие прячут вырытую землю, чтобы не осталось никаких следов от них на земле».
Мрачная история. Кажется, господин Север после себя следы заметает, снова тайны свои прячет от глаз людских. Однако в этом индейском могильном камне нам, по русской привычке, обязательно привидится камень придорожный, где начертано, куда идти богатырю и чего ему от дороги ждать.
