Петит

ФЛЭШ-МОБ, СУИЦИД И СИМУЛЯКР

Павел Родькин. Экзистенциальные интерфейсы. Опыты коммуникативной онтологии действительности. - М.: Издательство журнала "Юность", 2004, 190 с.

Ролан Барт в статье "Критика и истина" приводит одно любопытное свидетельство географа: "Язык папуасов крайне беден; у каждого племени есть свой язык, словарный запас которого непрестанно обедняется, потому что всякий раз, когда кто-нибудь умирает, из языка исключается несколько слов - в знак траура".

Арт-дизайнер Павел Родькин, напротив, обогащает словарный запас читателя или пользователя (что не одно и то же, но нынче почти синонимы), который столкнулся лицом к лицу с интерфейсом. По словам Родькина, мы переживаем эпоху "глобального онтологического переворота". А, стало быть, "старые отношения, искусство и культура уходят в небытие, вне зависимости от их качеств, характеристик и статуса". Сомнительное утверждение. Но, как и все сомнительное, особо притягательно. Попытка глобализации "грядущей визуальности" - не что иное, как культурно-исторический вызов, инвентаризация тех милых, "уходящих в небытие ценностей", которые могли бы послужить фундаментом новой, визуальной или виртуальной действительности.

Каждое новое поколение, вводя в оборот понятия, знаки, обнаруживают свое бытование только в столкновении со старым. И, как кажется, уже отжившим. Но, что отрадно, новая культура, еще не став иконой, уже ставит свою реальность под сомнение. Сомневается, значит - мыслит, а мыслит, стало быть, существует. Но существует ли? В этом и предстоит убедиться читателю, перед которым море разливанное тем и проблем: от экзистенциального интерфейса, суггест-коммуникации до флэш-моба, суицида и пресловутого симулякра. "Флэш-моб - это своего рода мини-апокалипсис, лишенный всякого смысла и цели. Это симулякр, который наступает раньше симуляции", - пишет Павел Родькин. Человеку, привыкшему к традиционной онтологической оппозиции: добро - зло, рай - ад, - должно стать по-настоящему страшно. Ведь ежели нет ни ада, ни рая, а есть, по Ивану Карамазову, только баня с пауками, а по Родькину - мерилом сущего выступает интерфейс, то конец света не за горами.

И кромешная тьма кругом - это и есть фотовспышка, знаменующая собой культурную революцию с новыми ценностями, ориентирами, полюсами, символами, знаками и действительностью, где в качестве беса в свете софитов пляшет князь мира сего. Понятно, что новая визуальная культура проходит этап структурирования или позиционирования. Не исключено, что, пройдя этот этап, она не найдет себя в списках цивилизаций, оставивших след на скрижалях истории. Но тогда в стиле "Матрицы" она, новая культура, произведет перезагрузку и начтет все сначала. И так до тех пор, покуда ее не признают или не обнаружат. Ведь, как говорится: интерфейсом к интерфейсу лица не увидать┘

Игорь Михайлов

РЕЗЮМЕ ОТ КЛАССИКА

Герберт Уэллс. Очерки истории цивилизации / Пеp. с англ. Е.Бондаpенко, В.Гоpбатько. - М.: ЭКСМО, 2004, 959 с. (Антология мысли).

Герберт Джордж Уэллс был, без преувеличения, самым популярным английским писателем в России на рубеже XIX-XX веков. С 1895 года его фантастические романы переводились на русский сверхоперативно; первое заграничное собрание сочинений Уэллса вышло также в России в 1909 году, чем классик очень гордился. Гораздо менее известен русским читателям Герберт Уэллс в другой его ипостаси - популяризатор науки, социолог, футуролог и социальный философ.

Нас уже не согревает уверенность Уэллса, что позитивная наука, будучи грамотно проповедана, сможет одолеть все мировые противоречия, что просветившееся человечество образумится, пооткручивает головы властолюбцам, учредит "мировое правительство" и заживет в золотом веке.

Трудоспособность и литературный талант Уэллса помогли ему справиться с нелегкой задачей. Краткий ("всего" около 900 страниц) труд отвечает заглавию - это действительно очерк, и не только культурной, но и политической истории обитаемой ойкумены от эпохи протогосударственности до начала ХХ века. Недостаток Уэллса (научный дилетантизм) искуплен достоинством - стилевым мастерством. "Очерк┘" полностью лишен академического занудства. Это научно-популярная литература, в максимально возможной степени приблизившаяся к хорошей прозе, каковое сближение под пером мастера практически неизбежно.

Андрей Кротков