Армен Ханбабян Вторая годовщина президентства Владимира Путина отмечалась без помпы, ибо личная скромность - одна из положительных черт характера главы государства. И это хорошо. Хуже, что, подводя промежуточные итоги президентского четырехлетия, большинство аналитиков выглядели растерянно. Невозможно всерьез критиковать президента, рейтинг которого по-прежнему превышает все мыслимые планки. А хвалить за то, что он делает, например за сближение с Западом и углубление либеральных реформ, у нас не принято. Кажется, наиболее внятный комментарий прозвучал в эти дни из уст Константина Затулина. По мнению политолога, который отличается достаточно неординарными, мягко говоря, заявлениями, нынешняя Россия напоминает "Советский Союз периода расцвета". Но ошибется тот, кто воспримет это высказывание как комплимент. Затулин считает, что от расцвета до распада - один шаг. И этот шаг вскоре будет сделан.
Факт, что Владимир Путин к возможности дезинтеграции страны относится вполне серьезно - иначе не начал бы с укрепления пресловутой "вертикали власти". Другой вопрос, что реально существующая опасность имеет в первую очередь не политические, а природно-географические корни. И в этом смысле бывший Союз и нынешняя Россия весьма разнятся.
Южные границы Союза доходили до широты Туниса и Алжира. Поэтому понятия "мороз" и "сибирские холода" не столько отражали погодно-географические реальности, сколько были предметом гордости и даже синонимами своеобразного национально-политического высокомерия. Сказал же поэт: "Нет, не зря в ледовитый торос/ Упирается русская карта:/ Одинаково страшен мороз/ И для СПИДа, и для Бонапарта..." Суровый климат надежно защищал империю и от врагов внешних, и от сомнительного внутреннего элемента. Этнические русские предпочитали осваивать благословенные южные края, зато так называемые нацмены не особенно тянулись в сибирские широты - работу можно было найти и дома.
Шокирующие реалии новейшей истории отодвинули географию на периферию общественного сознания. И не только массового: политики и экономисты всерьез обсуждали многочисленные варианты того, "как нам обустроить Россию", оставляя за скобками вопрос, что же представляет собой новая Россия, какова ее географическая конфигурация. Прозрение пришло, когда старые советские атласы стали сменяться новыми картами Российской Федерации. Оказалось, что Россия - не просто северная, а очень северная страна. Лишь 5% территории государства лежит южнее 50-й широты. Даже в Канаде это соотношение выглядит лучше. Две трети российской территории находится севернее 60-й широты, - там, где расположена и Аляска, а около трети - вообще за Полярным кругом. При этом 60% России покрыто вечной мерзлотой.
Богатые полезными ископаемыми северные и "приравненные к ним" территории очень трудно, а зачастую бессмысленно осваивать из-за острой нехватки населения (за Уральским хребтом проживает лишь около 20 млн. человек) и высокой себестоимости работ. Так, например, себестоимость барреля сибирской нефти в 3,5 раза превышает аналогичный показатель для нефти Персидского залива. Такие примеры можно приводить сотнями, но и без того понятно, что мы имеем дело с фактором, повлиять на который не в состоянии. Никакие реформы не помогут изменить резко континентальный российский климат на умеренный, сместить страну в южные широты, превратить вечную мерзлоту в плодородные земли... Фактически получается, что колоссальные размеры державы не способствуют, а, напротив, объективно тормозят ее развитие. И, кстати, отнюдь не факт, что постоянные проблемы с привлечением иностранных инвестиций объясняются лишь высокой степенью российских политических рисков и несовершенством законодательства. Есть страны, где политические риски много выше: например, некоторые государства Южной Америки, Азии и Африки. Но иностранный капитал здесь охотно рискует. Потому что благословенный климат обещает быструю и высокую окупаемость вложений.
В парадигме представлений либеральной экономики российская география настолько проигрышна, что заведомо обрекает страну либо на постепенное угасание, либо на медленный развал. Не случайно время наиболее активного освоения Сибири совпало с годами тоталитарного правления. Миллионы рабов-заключенных ценою своих жизней построили города и дороги, которые в иных политических условиях, как выясняется, обречены, поскольку абсолютно и безнадежно убыточны. Функционировать эта система может лишь под жестким патронажем государства-монополиста, которое соответствующим образом управляет векторами инвестиционных и человеческих потоков.
Этого больше уже никогда не будет. Сегодня существуют опасения относительно судеб российской свободы, но в данном случае важно, что уже никакие ужесточения в общественно-политической жизни не изменят капиталистического характера отечественной экономики. А это означает, что экономическая инфраструктура страны будет тяготеть к Западу, а упадок восточных и северных регионов продолжится. Демографические процессы лишь подтолкнут такое развитие событий. Что, несомненно, отлично понимают и в Кремле, и в правительстве. Как и то, что действенных механизмов решения проблемы на самом деле нет, ибо даже "продажа родины" иностранцам по указанным причинам вряд ли возможна. Поэтому суровый климат и впредь будет в России самым главным дезинтеграционным фактором. Единственная надежда - на глобальное потепление...
