Глеб Постнов
Фото Reuters
Его появление у руля руководства республики весной 2010 года первоначально приветствовали представители едва ли не всего спектра политических сил в регионе. Напомним, что предшественнику Рустама Минниханова на посту президента РТ, первому лидеру Татарстана Минтимеру Шаймиеву так и не удалось завоевать симпатий даже у мизерной части своих политических оппонентов, причем как среди демократов, так и среди радикальных национал-сепаратистов. Последние, кстати говоря, связывали с «беренче президенты» (первый президент по-татарски) особые надежды, связанные прежде всего с обретением Татарстаном долгожданной независимости. Именно радикальные националисты на протяжении первых лет политики суверенитета заработали для Минтимера Шаймиева немало политических очков в его игре с федеральным Центром в татарский сепаратизм. Однако независимость Татарстана обернулась независимостью его властных элит, которые получили из рук федерального Центра карт-бланш на проведение собственной политики, в первую очередь в отношении приватизации госсобственности. Хотя и поплевать в душу «старшего брата» было для них еще тем удовольствием. Даже на закате суверенизации в официальной казанской печати можно было встретить похабные анекдоты об Иисусе Христе.
Безусловно, с момента своего прихода к власти в Татарстане Рустам Минниханов не мог не стать символом надежд для тех, кто был настроен резко против сепаратистских настроений и независимости Татарстана, какой бы она ни была – настоящей, призрачной или договорной, как при дедушке (экс-президента Шаймиева в Татарстане до сих пор называют «бабай», то есть дед по-татарски). Рустам Минниханов, которого в бытность его премьером правительства республики называли технической фигурой, никогда не делавшей политической погоды в регионе, в представлении татарстанских либералов (а с ними и коммунистов, и демократов, и русских националистов в регионе), должен был деформировать наследие Минтимера Шаймиева и сдать его Москве в обмен на 100-процентную поддержку нового политического курса.
Однако первые годы правления «кечкенэ бабая» («маленький дед» по-татарски, как называют Минниханова некоторые острословы в Татарстане) показали, что новый политический курс в области той же национальной политики мало чем отличается от старого. В правительстве республики по-прежнему большинство мест занимают татары, татарстанские школы и не думают сокращать количество часов, которые отводятся на изучение татарского языка в ущерб изучению русского, а единственный, пожалуй, на всей планете Музей татарской государственности до сих пор сидит под крышей освященной Духосошественской церкви, в Казанском кремле.
В этой связи принятие новой концепции национальной политики, хоть и скрупулезно почищенной от старорежимных рассуждений о Татарстане как о «демократическом государстве в составе РФ», но сохранившей сам дух эпохи суверенитета – чего стоят одни только слова про «консолидацию татар» вокруг Казани как «единственного исторического, духовного и этнокультурного центра», – выглядит очередной попыткой руководства Татарстана разыграть национальную карту, вытащенную из все того же пыльного рукава.
Вопрос лишь в том, чем станет для властных элит республики, страдавших тяжелой формой космополитизма даже во времена эпохи суверенитета, очередное стремление консолидировать татарский народ: поводом для очередных торгов с федеральным Центром с целью получения максимальных политических свобод для себя в обмен на ликвидацию призрачной сепаратистской угрозы или реальной попыткой объединения соотечественников.
Казань
