Сны о чем-то большем┘

Алиса умеет мечтать.
Фото Арсения Несходимова (НГ-фото)

Алиса Гребенщикова – старшая дочь Бориса Гребенщикова, родилась в Ленинграде в 1979 году. После окончания Академии театрального искусства (ЛГИТМиК) была приглашена во МХАТ им. М.Горького. Играла в Молодежном театре. Снялась более чем в десяти кинофильмах.

– Алиса, в прошлом году вы ездили в Англию, где учились в Лондонской академии музыки и драмы. Русская актерская школа не дает необходимых навыков?

– Для меня хороший актер – это человек, открытый для познания нового. Чем больше личный опыт актера, тем шире палитра красок, которой он пользуется в своей игре. Год назад я неожиданно поняла, что нахожусь в творческом тупике. Меня используют в кино как некий типаж, причем один и тот же, а мне это неинтересно. Я не хочу постоянно эксплуатировать в работе одни и те же штампы. Как изменить эту ситуацию? То ли я сама должна поменяться, то ли заставить окружающих изменить свое мнение обо мне? Или просто отказываться от предложений, которые тиражируют меня в одном и том же амплуа┘ Почему-то режиссеры предпочитают видеть во мне веселую девочку, которая почти не умеет думать; им кажется, что мои рыжие кудри – мое главное достоинство (грустно улыбается).

Так вот. Я случайно услышала от своей подруги, что в Англии есть курсы повышения квалификации для актеров. В России есть курсы повышения квалификации для аудиторов, учителей┘ А для актеров – нет. Считается, что актер один раз научился – и ему этого хватит на всю жизнь. Но мне не хватило. И я поехала в Лондон.

– Англия – дорогая страна, и, наверное, обучение стоило немалых денег?

– Конечно! Но то, что я получила в Лондоне, оправдывает потраченные деньги. Я окончила специальные курсы для актеров-иностранцев. Они летние. Всего месяц. Причем обучение идет только на английском языке в форме упражнений для драматических актеров, что дает знание настоящего британского английского. Кстати, нам не разрешали пользоваться словарями. Но главный упор делался, конечно же, не на овладение правильным английским, а на некоторые нюансы актерского мастерства: особое внимание уделялось развитию внимания к партнеру; быстроте реакции. Это, как и в случае с языком, важные качества не только для профессии, но и для обыденной жизни.

Все занятия начинались с полного расслабления. Ты учишься сначала полностью расслабляться, а потом полностью собираться. Это очень важно, чтоб не приносить с собой на сцену или в кадр шлейф повседневных проблем. Нервозность, спровоцированная бытовыми проблемами, чудовищно мешает играть.

– Вам всего двадцать восемь лет, неужели профессия успела «захламить» вас всевозможными шорами?

– Свежесть восприятия роли, равно как и свежесть восприятия жизни, надо уметь беречь. Чем раньше ты начнешь охранять это внутри себя, тем лучше.

– Завидная склонность к саморефлексии┘

– Никакой саморефлексии! Это просто здоровое отношение к себе. Рациональное.

– А стремление к самообразованию свойственно многим вашим ровесникам? Или вы – редкое исключение?

– Мне кажется, именно нашему поколению свойственно стремление учиться, учиться и учиться. Многие мои сверстники четко понимают: чему бы новому ты ни учился, это делает тебя богаче. Наполняет жизнь постоянным притоком новой информации, от чего она становится интереснее.

– Нельзя же бесконечно учиться┘

– Я, к сожалению, не бесконечно учусь.

– Чем больше и глубже мы познаем мир, тем больше неразрешимых вопросов встает перед нами. Это не мешает вам жить?

– Но процесс обучения и есть жизнь. Мне такое состояние нравится┘ Благодаря процессу постоянного наблюдения за жизнью моя реакция становится острее и быстрее. Приток новой информации активизирует мои органы чувств. Чем больше впечатлений, тем больше хочется сделать. Когда я нахожусь в одном пространстве, например у себя в квартире, я знаю наизусть каждую деталь в комнате, в коридоре, на кухне... И если случайно замечу царапинку на стене – это уже огромная новость, которой я рада. Люблю новые впечатления. Выходя ежедневно на улицу, я вижу разных людей, разные дома. И когда я выбираюсь из привычного места обитания, то вижу необыкновенное количество «разностей» – и это меня обогащает.

– Марсель Пруст практически не выходил из дома, жил в темном зашторенном пространстве. Агата Кристи, как утверждают биографы, не покидала родного города, да и за пределы дома редко выходила. Но внутренний мир этих людей был так богат, так насыщен, что им не требовалось какой-то информационной подпитки извне┘

– Значит, в свое время они успели очень многое увидеть. Это дало им массу впечатлений, которых, очевидно, хватило надолго. Они пошли в глубь себя.

– Может быть, просто фантазия шире реальности?

– Фантазия, безусловно, шире реальности. Но мне постоянный приток новой информации не мешает фантазировать. Чем больше я вижу, тем больше у меня ступеней, которые ведут к трамплину, от которого я оттолкнусь и┘ (улыбается) смогу куда-то полететь. Все люди разные. Я отношусь к разряду людей, которым необходимо видеть как можно больше! Мне очень многое интересно! Я даже не успеваю удовлетворять свой интерес к жизни! Правда, иногда сдаюсь и смотрю из окна своей комнаты на мир.

– Все-таки устаете от впечатлений?

– Да. У меня бывают «дни улитки», когда я должна спрятаться от мира и все, что накопила, разложить по полочкам.

– У вас есть свой блог в «Живом Журнале». Зачем вам это?

– Учусь формулировать свои мысли. Учусь думать над каждым словом.

– А мне кажется, что публичное присутствие в матрице, она же «ЖЖ», обезличивает каждого из ее обитателей. Виртуализация отнимает у нас самость┘ Или нет?

– А разве в обычной жизни не происходит того же? Социум – это та же виртуализация! Но вы усложняете. Я проще отношусь к своей жизни. Для меня «Живой Журнал» – дневник, который очень дисциплинирует. Я себе придумала некие обязательства перед своим «Живым Журналом». Я сказала себе, что должна писать туда регулярно, и регулярно вспоминаю, таким образом, что мыслящий человек лучше немыслящего. Ну и вообще хочется полученные знания применять не только на сцене. Вдруг кому-то пригодится мой опыт?!

– Ваш рецепт: надо жить легко?

– Каждый должен жить, как ему комфортно. Мне – так. Нет одного правила для всех. И слава Богу! Кто-то может смотреть фильм на иностранном языке и синхронно его переводить. А я очень медленно перевожу, хотя даже сны на английском вижу┘

– Не расскажите один из таких снов?

– Ой, рассказать сон другому, даже самому близкому человеку, абсолютно невозможно! Сны – это особенная и очень личная субстанция. Их можно рассказывать только психотерапевту.

– Вы посещаете психотерапевта?

– (Смеется.) Нет, но мой папа – психотерапевт┘

– Вы о том папе, который вас воспитывал?

– Да. И в силу своей профессии он меня всю жизнь аккуратненько направляет в нужную сторону. Вот я, например, не умею пугаться в кадре, хоть убейте, мне не страшно. И я пытаюсь понять природу страха, откуда он берется. И общение с папой в этом смысле мне помогает: я теперь знаю, почему некоторые люди боятся оставаться в темной комнате┘

– Почему?

– Некоторые боятся неизвестности. Темнота – это неизвестность.

– Вы не боитесь, скажем, постареть?

– А чего бояться? Это же обычный процесс взросления организма. Я, наоборот, всю жизнь жду – когда же стану взрослой!

– Вы еще не взрослая?

– (Смеется.) Нет! Потому что я люблю сказки! И всегда буду их любить и верить в них. Такой я человек.

– Простите за бестактный вопрос, почему вы оставили фамилию своего первого папы?

– А если бы я ее изменила, моя жизнь сложилась бы иначе? Журналисты, особенно московские, считают, будто меня воспринимают исключительно через призму славы Бориса Гребенщикова. Это не так. Зрителям сериала «Ундина» абсолютно все равно, почему у меня такая фамилия. Они видят, как я играю. Моим друзьям и знакомым дела нет, кто мои родители! Многие вообще удивляются, когда узнают, что я дочь Бориса Гребенщикова, потому что мы не похожи! Если бы не журналисты┘

– Но журналисты задают вопрос, который интересен читателям.

– Самое последнее дело – идти на поводу у публики. Это касается любого творческого человека! Надо делать то, что тебе хочется, только тогда ты будешь интересен!

– Скучаете по Питеру?

– Петербург – моя родина, поэтому он всегда светится для меня неким божественным светом.

– В одном из интервью вам сказали: «┘поколение Чулпан Хаматовой – очень жесткое поколение, а вы с ней почти ровесники». Еще где-то писали, что ваши ровесники очень эгоистичны, каждый сам за себя, а помогать ближнему – дурной тон┘

– Я думаю иначе. Мое взросление пришлось на развал СССР, на период «дикого» капитализма. Мы выросли с пониманием того, что каждый сам в ответе за свои поступки. Мы никому не можем предъявить претензии – мы сами строим свою жизнь. Многие из нас добились успеха, славы, денег. И те бонусы, которые многие из нас получают за свою работу, – популярность, возможность влиять на мнение окружающих – именно мои ровесники используют во благо общества. Я вообще не понимаю, почему благополучный человек должен быть равнодушным? Странно, что многие так думают. У меня┘ (поправляет сама себя) у нас, слава Богу, есть сердце. Эгоизм? Не согласна. Рационализм, наверное┘ Но если я кому-то могу помочь – всегда это сделаю. Когда мы вместе – мы сила. Прутик сломать можно. А веник, который состоит из хрупких прутиков, сломать куда сложнее. Один человек не в состоянии решить то, что могут решить несколько единомышленников. И вот 1 июня на благотворительном концерте в «Современнике», все средства от которого пойдут на лечение детей, больных раком, мы – многие актеры моего поколения – попытаемся доказать: помогая другим, помогаешь в первую очередь себе. Если это и эгоизм, то в нем очень много позитива. И ни грамма «жесткости»!