Смех – бес причины

Создатели «теории торсионных полей» до сих пор так и не смогли придумать и написать ничего ироничного. Художник Александр Кукушкин, «Фазовый ереход».
Источник: Каталог выставки художников-графиков «Все в мире относительно», 2005

Литературовед Татьяна Новичкова в своей книге «Эпос и миф» (М., 2001) очень точно подметила: «┘в культуре нет ничего более гибкого, приспособляемого, мертвящего и живительного, косного и современного, чем миф. Под знаком «научного» мифа появились солярные и метеорологические теории, объяснявшие фольклорные сюжеты и верования; под влиянием практической полевой этнографии – вера в то, что миф присущ лишь архаической культуре так называемых примитивных народов и он не имеет ничего общего с современностью. Работая с городским современным фольклором, исследователи, прежде всего зарубежные, убедились, что и сегодня массы людей находятся под прессингом самых разнообразных мифов и руководствуются ими в рамках новых традиций».

Мы, в свою очередь, обратим внимание на одну интересную особенность: если классический архаический миф для своего возникновения требовал все-таки природных оснований (по выражению Умберто Эко, «мифологическое мышление допускает природу только при условии, что может ее воспроизвести»), то «научные» мифы эпохи глобализации, постмодерна и постиндустриализма возникают из предельно абстрактных мыслительных конструкций.

Парадоксальным образом современный миф апеллирует к науке. Ситуация уникальная, аналогов которой до сих пор не было в истории.

Мало того, современная мифология активно отстаивает свой научный статус, как это делает, например, уфология. Отсюда – активное желание «математизировать» уфологические исследования. (Характерна даже терминология уфологов: «энергоинформационное взаимодействие», «параллельные миры», «лептоны добра и зла», «тонкий мир».) И эта ситуация по-новому ставит и без того нетривиальную проблему различения научной гипотезы и мифа.

Академик Павел Симонов предлагает использовать для такой процедуры различения следующий критерий. «Наука опирается на принципы презумпции доказанного, она имеет дело только с явлениями, реальность которых доказана их закономерной повторяемостью, возможностью воспроизведения результатов эксперимента, доступностью ныне существующим методам исследования. Все остальное принадлежит царству веры, а верить можно во что угодно, поскольку свобода совести гарантируется законом».

Увы, сегодня эффективность такого критерия выглядят спорно. Некоторые современные научные модели – это принципиально неверифицируемые мыслительные конструкты. «Когда вы попадаете в квантовый мир, то многие интуитивные понятия перестают работать... Когда у нас появляется существенно квантовая Вселенная, представление о времени может потерять смысл полностью. То есть когда вы входите в область меньше 10–43 секунды после Большого Взрыва, то в этот момент многие вещи, многие представления перестают работать. Объяснить, как это происходило, можно. Но это объяснение в обычных терминах описать, по-видимому, будет невозможно. К сожалению», – подчеркивает академик Валерий Рубаков. Недаром американский научный журналист Джон Хорган (сам в прошлом физик) называет разработку такого рода гипотез «ироничной наукой».

Тогда где же искать этот самый «критерий демаркации»? Моя идея заключается в том, чтобы поискать межевые знаки между наукой и лженаукой в семиотическом пространстве рефлексии.

«Миф┘ ни в коем случае не есть какая-нибудь рефлексия, – подчеркивал Алексей Лосев в своей классической «Диалектике мифа». – Он всегда некая явленность, непосредственная и наивная действительность, видимая и осязаемая изваянность жизни». Наука же насквозь рефлексивна и саморефлексивна. И в последнее время заметную роль в этой рефлексии играют ирония и самоирония. Характерный индикатор этого процесса – регулярное появление сборников типа: «Физики смеются» и «Физики продолжают шутить» в то время, как «Лингвисты шутят» и даже рассказывают «Психолингвистические анекдоты», «Психологи тоже шутят», а «Химики еще шутят» и уж совсем макабрическое – «Рассказы атомщиков. И в шутку, и всерьез»┘

Можно вспомнить в связи с этим слова выдающегося генетика Николая Тимофеева-Ресовского: «К науке нельзя относиться со звериной серьезностью». Но, с другой стороны, смеховую рефлексию можно рассматривать как признак определенного рефлексивного кризиса науки, когда методологических процедур уже недостаточно для адекватного представления логики развития научного знания.

Как бы там ни было, ничего подобного – ироничного – создателями «теории торсионных полей» до сих пор не придумано, не написано. Вернее, всю их печатную продукцию можно интерпретировать как один сплошной ироничный текст. Но этот факт, следовательно, и убивает эффект ироничности и самоиронии. Тогда – перед нами лженаука.

Некоторые «лженаучные» авторы самокритично (но еще не самоиронично!) признают этот факт уже в аннотациях своих монографий. «Настоящая книга содержит некоторое количество идей, в большинстве своем никем и никогда ранее не выдвигавшихся, – с пуленепробиваемой серьезностью заявляет некто М.М.Интизаров в брошюре под названием «Масштабы глубин материи» (М., 2003). – Применительно к основным из них неприложимы критерии научности, так как в настоящее время (при современном уровне существования наук) представления, вводимые ими, не могут быть подтверждены или опровергнуты наблюдениями, экспериментами и какими-либо еще проверочными и доказательными способами, так как таковых способов пока нет. Поэтому многие из этих идей относятся к категории философских и представляют собой первые версии и догадки о глубине еще непознанного «здания» Вселенной (при понимании этого термина в единстве макро- и микрокосмоса)».

Вот лишь одна – для примера – из «некоторого количества идей» этого автора: «облачка субстанции мысли», которые «источает» наш мозг, содержат всю информацию о мозге┘

Но самое страшное начнется, когда лженаука «научится» смеяться. Впрочем, если она не научилась это делать за два последних тысячелетия (как минимум), есть шанс, что предлагаемый «критерий демаркации» носит характер фундаментальной постоянной.