Сергей Шаргунов Город Львов. Аэропорт. Со мной в очереди католическая монашенка. Ледышка. Поджавшая губки.
На улице я долго ищу машину, которая перебросит меня за 200 км отсюда, в Закарпатье, там чертят круги над вершинами летучие мыши Дракулы. Наконец, мне посчастливился парубок-таксист, его родичи возле гор, и он туда как раз собирался. Значит, мы едем.
Мы катим по Западной Украине, по унавоженным дорогам, которые расслабленно пересекают гуси, навстречу ползут телеги, вокруг - пересохшие поля и хищная зелень, и каждое село встречает церковкой: то униатской, то костелом, но повсеместно белеет их камень "за ради Боженьки".
Мы проезжаем город Галич, где княжеская крепость музейно торчит с холма и медленную реку облепили тела отдыхающих. Галиция - это весь хохляцкий запад, три ломтя, весьма черствые для русских зубов (Львовская, Ивано-Франковская, Закарпатская области)...
Парубок простодушен, он свистит, курит, он щелкает радиоканалы. Внезапно небеса разверзаются. Зона мощного ливня. Продлившись километр, потоп сменяется старой засухой. А горы все ближе. Тормозим у деревянных ворот. Горы тяжело нависают над нами, давя на мозг как подсознание. Горы и тяжелые облака. В облаках - гипнотизирующие вампиры.
Захлебываясь, на мове парубок приветствует вышедшего младшего брата, голого по пояс подростка. У подростка нож. Садимся за голый стол на веранде. Возникают борщ с чесноком, вареники с картошкой, местная минеральная вода, домашний серый хлеб - это вкусно и просто, как их плохо понятная скороговорка, грязные крепкие торсы их и еще двух появившихся парней, как пейзаж огорода, сочный и навевающий сладкий сон. А тут еще горы на горизонте. Темно-синие горы усыпляют внимание, словно не горы, а подушки.
Еще через два часа по дикой дороге, проваливаясь в земляную жижу и выныривая, мы достигаем точки назначения. Отпускаю шофера. Лагерь. Изба. Дымы костров. Палатки. Темнеет, и где-то прожорливо журчит ручей.
К избе приколочен красно-черный флаг. Под таким воевали и делали вылазки бандеровцы. И даже если помыслы их были чисты - флаг КОНКРЕТНЫЙ. Цвета крови и сажи флаг прибит к избе над дверью, ткань подсвечивают костры. А вот и кровь. Хлопнув себя по лбу, я убил комара, а шагнув в свет костра, неприятно удивился: кровосос богато лопнул кровью. Значит, пил уже кого-то? Что ж, я обменялся кровью с вами, бойцы...
Обычные физиономии. Много камуфляжа. Алкоголь запрещен. Нахожу главного - Санька, рыжего, с хитроватыми карими глазами. Уплетаю тушенку с рисом, отдав в общак плитку шоколада, ее ломают, шоколадный хруст, анекдоты, звон мошкары...
Изба. Карабкаюсь на печку. Ныряю в спальник. Слева Санек, девушка Санька, и еще девушка, справа два хлопца. Щеки касются моих щек. Храп обжигает. В избе душно. Внизу на топчане спят еще трое. Хоть я и устал, но сон мой мучителен и обрывочен, как у температурного.
- Рота подъем! - этот вопль в пять утра обрывает страдания.
Вскакиваю первым. Руки в карманы куртки, выхожу на ледяной дворик, где палатки мокры от росы и крупная белая дива разводит пламя.
Ей, оказалось, всего 17 лет, Яне. Она западенка. Имеет норвежскую, венгерскую и украинскую крови. Острый нос с горбинкой, как гора, и фигура, как гора, ненормально белая кожа лица, колючая синева глаз.
Нас строят в шеренгу. Разбиваемся на отряды...
Белая Яна (лед рассвета сменился горячкой подъема, да и солнце выглянуло, и Яна разделась до купальника), бела по-снежному... Так и положено белеть, когда восходит великанша к вершинам, зовущим нерастаявшими белилами снега.
Часа четыре восходим мы все дальше и выше. Дабы достичь верхушки Говерлы, где снег подмели. И оказаться выше всех высот Украины. Рощи сменяются каменными подъемами. Камни скользят под ногами. Дыхание сорвано и обдирает горло. Целуемся с белой девой сухими ртами.
Ее дедушка был наци-партизаном. Поймали и расстреляли. Другой ее дед - письменник. Ему под восемьдесят, но он по-прежнему пишет письмена, негодуя. Клянет москалей. Белая мясом, синяя глазами и голубая выдающимися венами Яна подшучивает над оранжевой победой. Вообще ребята снисходительно кличут Ющенко "папик".
А вот и папик!
Не перенести ли повествование прямо к нему?
У папика лицо заели следы отравления. Лунные кратеры даже на ушах... Папик прилетел на вертолете. Я спускаюсь ему навстречу. Вркруг него человек двадцать. Он движется по склону, точно гребет. Сильными движениями. Я окликаю. Он останавливается. Стоит ко мне левым плечом и протягивает правую руку. Рука крепка и не отпускает. Мы говорим минут пять, не разжимая рук.
Начинается гроза. Молнии бьют в гору. Камнепад и грязевые потеки... Люди стекают вниз. Какая-то девчонка рыдает над парнем. Он недвижим. Еще группка людей падает врассыпную, споткнувшись о молнию, как об оголенный провод. Все это на моих глазах, но я бегу, тяжелый от воды, едва разбирая дорогу, потеряв белую кралю. Вертолет президента даже не пробует взлетать, все застит ядовитый туман, да и молнии повсеместны...
Вечером я сохну с гуцулами, это хохляцкие горцы - в траве горланят народные песни, жгут огонь, жрут сало, овощи, грубую пищу, пьют спирт. Они из здешней деревни приезжали посмотреть Ющенко. "Ющенка! Ющенка!" - религиозно скандируют они, когда наш грузовичок вязнет и мы в сотый раз толкаем его, кидая под колеса ветки елей.
Яркие горские мужчины, скромные заботливые женщины, проказники-мальчонки, девочки, подражающие матерям, целое село набилось в открытый кузов грузовика, и мы скачем вниз по размытым горам с песнями и на грани вылета из кузова к черту...
...Завтра отлет в Москву. Готический город Львов, похожий на гулкий собор. Ровно в полночь я вступаю на узкую мощеную улицу. Тускло белеют таблички, и будто бы углем выведено: "Ул. Дж. Дудаева". В полночь на Дудаева в круглосуточном магазинчике беру биг-бургер.
Я поедал биг-бургер, набивая рот, а "Русское радио" пело по-русски:
Если хочешь остаться
Останься просто так...
Пусть тебе приснятся
Сны о дальних берегах.
Давно за двенадцать,
И тебе в другой район.
Пусть будут шептаться -
Утром что-нибудь соврем...
За стойкой работал немолодой человек, похожий на Луи Селина. Который зачем-то пошутил: "Москва - сердце, а Львов - мочевой пузырь". И сам себе расхохотался. Странная шутка. В духе Селина.
