На пороге драматизма

Когда мы ехали в Финляндию, нас предупредили, что в этой прекрасной лесистой стране театра, в сущности, нет. То есть посреди городов и сел стоят, конечно, здания, даже иногда дворцы, в которых происходят разнообразнейшие представления. Но театром - в нашем с вами представлении - все это назвать нельзя. Однако, говорили знатоки, есть там все-таки один режиссер, живет он где-то в лесах на границах с Лапландией. Руководит маленьким театриком в поселке лесорубов, ставит Шекспира на четырех зрителей, словом - ничего себе парень. Настоящий европейский постановщик. Зовут Кристиан Сметс. Так вот, собственно, ради этого Сметса мы и отправились в Хельсинки.

Впрочем, нехорошо так говорить. Интересовало нас также общее настроение в финском театре. Тенденции, перспективы развития, лица. И "Finnish Case" - форум нескольких независимых театров - страны был очень подходящим, удобным поводом для исследования.

Собственно "Case" - это такое мероприятие, где некий творческий коллектив пытается пристроить продукты своей жизнедеятельности в разные очаровательные места: подписать контракты с фестивалями, договориться о гастролях и т.д. Ну а поскольку потребителями финской культуры традиционно были ближайшие соседи - Швеция да Россия, то и гости были в основном оттуда.

Так вот, финский театр - и вправду не самый выдающийся в мире. И не то чтобы он плохой - как можно в таких категориях говорить о целом направлении в искусстве? Но... как бы это сказать - финский театр, конечно, искусство, но не драматическое. И не оттого, что играют не хорошо или режиссерская концепция слабовата, а оттого, что само понятие о драматизме не освоено народным духом, не воспринято на веру, не потреблено с молоком Калевалы. Мысль эту подарила мне Анна Иванова, известная русская кукольница, последний год работающая в Турку. "Помнишь, - сказала она, - был такой анекдот про эстонца? Едет эстонец на дрезине. Навстречу ему по путям идет другой эстонец. - Далеко ли до Таллина? - спрашивает тот, что шлепает по шпалам. - Недалеко, - отвечает тот, что на дрезине. - А не подбросите? - Подброшу. Едут час, едут два. Наконец тот, что шел по путям, спрашивает: - Далеко ли до Таллина? - Теперь далеко, - отвечает другой". То есть между A и C всегда должно стоять B, иначе никакой связи между этими двумя данностями не найдется. А без распознавания таких связей, без отчетливого восприятия жизни как цепочки взаимозависимых, но не всегда явленных глазу действий - невозможно, к примеру, развитие характеров. Не удастся прорисовать масштабный художественный образ, да что там - музыку человеческую не подберешь.

Но понимаете ли, в чем дело? Ведь пишу я это все в России, и глядел на это на все глазами русского человека, а там - в Финляндии, зритель совсем другой. Он такой, же как и театр, ему под стать, ему и угоден. Потому и любят Сметса, что он - такой же, только смелей и изобретательней.

Сметс - бородатый левак, выстроивший своих артистов в шеренгу и заставивший их тянуть руки в нацистском приветствии. Оценивается финской критикой в жанре "спешите видеть". "Глас вопиющего в пустыне" - так называется новая удивительная сага этого молодого постановщика, повествующая о нелегкой жизни приполярных лесорубов. Один из них все никак не может понять, отчего это "грязные негритосы" живут в его чудесной стране. Второй - требует избавить его от буржуев-кровопийц. Третья - сухощавая бабенка - публично выливает на пол дюжину бутылок чухонской водки - очень дорогого и качественного напитка. "Нечего спаивать народ", - горлопанит она, и публика - вся от мала до велика - тихо утирает скупые сочувственные слезы. Кто-то еще не может понять религиозные чувства - жуткая пропагандистская фальсификация в духе агитбригад 20-х. Никакой драматургии, плохонькая актерская игра, ни малейшего представления о свете, звуке и т.п. Самодеятельность, конечно, но зато какой эффект. Всего два представления в Хельсинки - все билеты проданы, восторженные вопли, громкие овации. Так, наверное, встречали кумачовые поезда из Москвы где-нибудь под Тамбовом. По дощатой самодельной сцене бегал забавный толстопузый поп, а за ним злобный дядька в шинели с красным бантом на груди. Так появился Мейерхольд. Может, что-то подобное произойдет и в Финляндии.

Хельсинки-Москва