Больше легитимности или больше реформ?

Фото Reuters

На встрече со студентами факультета журналистики МГУ имени М.В.Ломоносова 25 января с.г. президент Дмитрий Медведев в очередной раз подчеркнул, что реформы российской политической системы он запланировал еще год назад. Другими словами, внесенные им в Госдуму предложения (возвращение прямых выборов губернаторов, облегченный порядок регистрации политических партий, новый алгоритм выборов в парламент) были стратегическими, а не конъюнктурными. Они не стали порождением протестного декабря. Протесты лишь убедили президента в его правоте, в том, что пришло время менять законодательство. Медведев, по всей видимости, хочет, чтобы ситуация интерпретировалась именно так.

Допустим, речь идет о стратегической задумке власти. Однако президент не разъясняет, какой из механизмов политической системы он пытается усилить, впуская в нее «воздух»: механизм легитимизации власти элит (в том числе и той, к которой принадлежит сам Медведев) или механизм принятия решений – политических, экономических, управленческих.

В первом случае правящая элита выступает как стопроцентный политический игрок. Она идет на стратегическую уступку несистемной оппозиции. При этом ей по большому счету все равно, как именно оппозиция распорядится либерализацией норм.

Главным для правящей элиты в этом случае является заинтересованное участие в процессе наделения властью (то есть в выборах) людей, до сих пор не воспринимавших политику как инструмент решения своих проблем, а также нынешнего протестного электората, вытесненного за рамки системы в нулевые. В структурном плане оппозиция остается аутсайдером выборов, но повышение репрезентативности политической системы добавляет легитимности победителю (например, Путину или «Единой России»).

Во втором случае правящая элита оказывается по ту сторону политической борьбы и берет на себя историческую функцию реформатора системы в интересах государства как такового. Левый уклон российской системной политики ставит власть перед двумя противоречащими друг другу необходимостями: необходимостью реформ, в том числе и непопулярных, и необходимостью популизма как средства получения и сохранения мандата на управление страной.

Выход из ситуации – в поиске баланса, в создании серьезного правого противовеса левым политическим силам, который мог бы давить на власть, а в перспективе – брать на себя ответственность за непопулярные у левого электората решения.

Таким противовесом, как справедливо заметил в своем интервью Леониду Парфенову экс-министр финансов Алексей Кудрин, едва ли сможет стать раздробленное правое движение. Сомнительны и перспективы гипотетической либеральной партии, созданной «наверху»: в силу своей генетики она скорее всего уступила бы несистемным конкурентам при новом, либеральном режиме выборов, а при старом порядке рисковала бы провалить задачу консолидации протестного и аполитичного электората.

Если правящая элита в лице президента Медведева, запуская реформы, думает о том, что измененная политическая система должна стать базисом для экономических преобразований, ей мало сделать правые партии системными игроками (как это происходит, например, с Республиканской партией Владимира Рыжкова). Власть должна подтолкнуть их к консолидации. Например, разрешив создавать предвыборные блоки.

Правой оппозиции, в свою очередь, необходимо сформулировать такой запрос сейчас, пока контуры реформы остаются предметом обсуждения.