Фото пресс-службы Президента РФ
Россияне, как следует из опроса Левада-Центра, не обеспокоены ни международной изоляцией страны, ни экономическими и политическими санкциями. 66% опрошенных ответили социологам, что их не слишком волнует или совершенно не волнует изоляция. 68% то же самое сказали по поводу санкций. Более того, по сравнению с августом 2016 года, когда такой опрос проводился последний раз, обе доли заметно увеличились.
Президент РФ Владимир Путин во время большой пресс-конференции несколько раз говорил о реальных доходах россиян. Он признал, что эти доходы упали. Их рост, по словам Путина, станет задачей власти. Важно найти источники такого роста.
Путин – опытный политик. Он не стал бы поднимать публично тему, которая не волнует граждан. Значит, падение доходов они ощутили и считают проблемой. Режим экономических санкций и, в частности, запрет выдавать российским компаниям долгосрочные кредиты в западных банках, конечно, можно считать причиной кризиса доходов. Но граждане, как следует из опросов, причем не только Левада-Центра, не придают санкциям особого значения.
Почему? Власти удалось создать объяснительную модель, в которой санкции и падение цен на нефть, как причины кризиса, разведены и выстроены иерархически. Эту иерархию, общаясь с журналистами, воспроизвел сам Путин. В первую очередь, по его словам, на российскую экономику и доходы населения повлиял кризис цен на сырье и лишь во вторую – «внешние ограничения или так называемые санкции». При этом страна, говорит президент, не только вышла из рецессии, но и «перешла в стадию уверенного развития».
То, что у России сырьевая экономика, очевидно. С одной стороны, это воспринимается как проблема, и власть то в лице Путина, то в лице Дмитрия Медведева регулярно обещает снять экономику с нефтегазовой иглы, перейти к инновациям, «цифре» и т.д. С другой стороны, речь идет о давно сложившейся, неподвижной конъюнктуре. Связанный с ней кризис нельзя однозначно приписывать действиям властей, его легче принять и перетерпеть.
Противники Путина явно недооценивают его способность убеждать людей в том, что они должны адаптироваться к «новой нормальности». Делается это по-разному. Где-то включается риторика «осажденной крепости», где-то – успокоительные экономические мантры, в которых минимальному, в пределах статистической погрешности росту придается значение решительного рывка. Важен результат, и он в данных соцопросов. Граждане, по крайней мере путинский электорат, верят президенту, который говорит, что все будет в порядке, даже если сейчас приходится нелегко.
Курс национальной валюты, сложности, с которыми сталкивается бизнес, рост цен на продукты питания и различные услуги, снижение доходов – все это, конечно, может и даже должно влиять на рейтинг власти. Но это общая логика, на практике ее сложно приложить к российским реалиям. В России граждане психологически адаптировались к санкциям. Более того, они приняли интерпретационную модель власти. По мере закручивания внешних экономических гаек доверие к российской власти не снижается, а отношение к Западу ухудшается.
Критики путинской экономической модели, как правило, исходят из такого представления об экономике, когда на первый план выходят колебания рынка и доходов, риск и возможности. Компании, государство и граждане встроены в систему конкурентных отношений, в которой у каждого есть свои интересы. В России это дискурс меньшинства. Путин же предпочитает другой дискурс и другую риторику, объединительную: экономические беды объективны, а не рукотворны, они общие, а нацлидер не бросит граждан. Просто и эффективно. Чтобы было иначе, должно смениться даже не поколение, а мышление, общее представление об участии человека в экономике.
Геннадий Петров 
