Юрий Соломонов
Выучил русский – стал, однако, Россию понимать.
Фото Ридус
О роли и задачах «Русского мира» в формировании образа страны и развитии национальной культуры ответственный редактор «НГ-сценариев» Юрий СОЛОМОНОВ беседует с исполнительным директором фонда Вячеславом НИКОНОВЫМ.
– Вячеслав Алексеевич, имидж или образ страны, ее репутация – весьма изменчивые понятия. Например, в прошлом году согласно исследованию ВВС и компании GlobeScan к России стали лучше относиться немцы, а хуже – китайцы. А сегодня, глядишь, год Дракона изменит отношение к нам жителей Поднебесной. Но если серьезно, то, видно, не зря проводятся такие исследования, составляются рейтинги. Выясняется – цивилизованной стране не все равно, что о ней думают другие. Имидж влияет на многие факторы развития государств и народов. «Русский мир», насколько он обеспокоен формированием образа нашей страны?
– Задачи формирования или исправления имиджа – это все-таки задача всего государства и очень большого количества организаций. Мы же специально пиаром не занимаемся.
Фонд создан четыре года назад как негосударственный центр популяризации русского языка и поддержки программ его изучения за рубежом. Следуя в русле общемировых тенденций, мы уже обрели и собственный, во многом уникальный, опыт гуманитарного сотрудничества.
За эти годы мы заметили повышение интереса к российской культуре. Есть страны, заявляющие нам о дефиците преподавателей русского языка. Фонд дает гранты на подготовку учителей русского языка и литературы, на создание новых учебников, издание книг, пособий и монографий. Все это – для зарубежных русских школ, курсов, университетских кафедр. За четыре года мы поддержали грантами более 800 гуманитарных проектов по всему миру.
Еще одно важнейшее направление деятельности – создание Русских центров в партнерстве с крупнейшими университетами и библиотеками мира. Сейчас их уже около 80. В каждый из них мы направляем учебники, методички, энциклопедии, словари. Еще – книги, видеотеки, мультимедийные программы для самостоятельного изучения и русского языка, и самой России.
Если такую работу можно назвать улучшением имиджа страны, то я согласен.
– Такое ощущение, что проблем у вас не так уж много.
– Напротив. Убежден, что вся наша деятельность – сплошные проблемы.
Она из них – изменение тех стереотипов, которые мешают адекватному восприятию нашей страны такой, какая она есть на самом деле.
Надо понимать, что Россия в мире имеет не один, а множество образов. Мы работаем сейчас на всех континентах, и поэтому видим, сколь широк и противоречив спектр представлений о нашей стране. Отношения самые полярные: начиная с большого уважения и заканчивая порой даже не ненавистью, а искренней жалостью.
То, что пишут и рассказывают о нас в известных западноевропейских и американских СМИ, – это небольшой, но очень важный сегмент. Наш имидж в этих странах не меняется уже в течение столетий.
В той же Англии век назад писали то же, что и сегодня. А те же Березовский и Закаев – разве они чувствуют себя в Лондоне хуже, чем привечавшиеся там в начале ХХ века бомбисты-эсеры? Россия в глазах Запада нередко предстает как империя и диктатура.
Может быть, это покажется странным, но я согласен с одним своим товарищем из Канады: такое отношение к нам связано не в последнюю очередь с тем, что мы – белые. То есть от нас Европа и Америка ждут модели поведения западного белого человека. И они сильно огорчаются, когда наша реакция оказывается иной.
Они считают, что мы постоянно должны демонстрировать им свой европейский имидж. Между тем по всему историческому опыту Россия – самостоятельная цивилизация. Поэтому мы настаиваем если не на любви к нам, то хотя бы на понимании этой особенности. Россия при всех хорошо нам известных недостатках лучше своего имиджа на Западе.
Если же говорить о теплых чувствах Запада, то они в отношении России показывали всплеск лишь пару раз. Это было с февраля по май 1917 года и с августа по декабрь 1991-го, то есть когда Россия разрушалась. Ну, еще можно вспомнить позитивную тональность, проявленную к нам союзниками по антигитлеровской коалиции во время Второй мировой войны, но и там не все было однозначно.
В остальном, повторюсь, мы в их глазах – непредсказуемая, диктаторская держава.
– Но Запад – еще не весь мир.
– Конечно, но в других частях света тоже не без проблем. Возьмем Африку. Там русских представляют, естественно, белыми людьми. Но более приличными, чем европейцы или американцы, так как мы не колонизировали Африку. Если же взять 1,3 миллиарда китайцев, то мы для них – великая в прошлом страна, которая по непонятным для них причинам развалилась. И поэтому является наглядным примером того, что и как не надо делать. Это к вопросу о рейтинге, который вы вспомнили┘
Дальше Индия. Тут легче: Россия – это хороший партнер и добрый друг Индии.
В Юго-Восточной Азии, странах АСЕАН (это 570 миллионов человек) что-то слышали о России. Исключение Камбоджа и Вьетнам, где до сих пор испытывают к нам благодарность за помощь, оказанную Советским Союзом в развитии и во время войны с Америкой. В остальных странах преобладает представление о какой-то большой и очень далекой стране, где живут совсем не такие, как они, люди.
Для Латинской Америки мы достаточно интересный партнер, с которым можно и надо бы иметь дело.
Что касается Австралии, то там популярны глобусы, на которых Южный полюс находится наверху. На том глобусе Россия просто не видна.
– Такая «карта любви и ненависти», наверное, заставляет сильно маневрировать, думать о выборе эффективных средств влияния на стереотипы, заблуждения и отсутствие знаний?
– Конечно. На каждом континенте существует своя специфика. Но есть и некие общие трудности. Например, редкое государство рассматривает изучение своим народом чужого языка и чужой культуры как насущную необходимость. Может быть, освоение английского как глобального средства общения сегодня считается насущной потребностью. Но далеко не везде так можно сказать про русский язык.
Более того, существуют страны, где все вопросы, связанные с культурным сотрудничеством, решаются на государственном уровне. Скажем, Северная Корея или даже Китай.
Есть государства, которые в силу своей повышенной национальной обеспокоенности почти не испытывают потребности в усиленном развитии культурного многообразия. Скажем, Франция, для которой русский язык вряд ли является хлебом насущным. Впрочем, как и английский или немецкий.
Есть и другие страны с самым разным набором проблем. Например, Киргизия, где главная наша проблема в том, что многие люди хотели бы изучать наш язык, но не хватает учебников, русских книг, а главное – учителей и средств на такое образование.
В то же время есть США, где и с деньгами все в порядке, и в библиотеках русских книг даже больше, чем в некоторых наших. Есть страны с центрами и традициями изучения русского языка, это один уровень сотрудничества с фондом. А есть такие, где нет ни-че-го! Например, Гватемала или Гонконг до недавнего времени. Или Никарагуа, наш, можно сказать, союзник, признавший независимость Южной Осетии.
В таких местах нам приходится начинать с нуля. Помогать, создавать группы, центры, кафедры, находить преподавателей. Так в Гватемале и появилась группа, изучающая русский. Пока – на базе лишь одного православного приюта.
– Русские диаспоры оказывают свое влияние на этот процесс?
– Да. Там, где эти диаспоры многочисленны и сильны, они стараются поднимать вопрос о преподавании русского языка на государственный уровень. А это уже иная ситуация, когда этот предмет включается в образовательные программы, пусть даже как факультатив. Вот в Германии это сейчас в отдельных регионах начинает получаться. То же самое в странах Балтии. Там есть проблемы, противоречия, но нельзя не признать, что русский язык все-таки преподается.
Вообще Европа – это перспективная площадка для работы «Русского мира». По моим оценкам, в странах Евросоюза русскоязычное население – 10 миллионов человек. А значит, здесь большие возможности для преподавания различных дисциплин, предметов на русском языке, и в ряде стран такой подход поддерживается.
Закономерно, что большой диаспорой русскоязычные жители представлены в США. Русский стал официальным языком в штате Нью-Йорк.
С американскими коллегами мы исследовали положение дел и обнаружили около 3 тысяч школ, где преподается русский язык. Причем на первом месте штат Техас.
– Интересно, почему?
– Две причины – космос и нефть.
– Допустим. Но представьте здесь американского журналиста, который, думаю, не преминул бы спросить: «А почему вам, русским, так понадобилось, чтобы повсюду учили ваш язык?»
– Нам это понадобилось прежде всего для того, чтобы жил наш язык. В конце концов язык – это и есть нация. Не кровь – как представляется националистам. Язык, культура – основа нации, ее генетический код. Если мы хотим сохраниться как нация, мы, естественно, должны наблюдать за жизнью и недугами своего языка, помогать ему.
Знаете, сколько всего в мире языков? От пяти до шести тысяч. Причем каждый месяц умирают два языка и не рождается ни один. То есть в течение года исчезают 24 языка.
Нам надо сохранять свой исторический код. Русский язык сегодня оказался рассеянным по всей планете.
По моим оценкам, за пределами страны сегодня оказалось больше русскоязычных людей, чем в самой России. И второе: за последние 20 лет количество жителей Земли, говорящих по-русски, сократилось на 50 миллионов человек. Это минимальная цифра! Ни один язык не исчезал столь быстро и столь драматично┘
– Участвует ли фонд в программах, связанных с возвращением соотечественников на родину? Помнится, был такой нашумевший путинский проект, который, мне кажется, медленно угас┘
– Этот проект вообще-то состоит из двух частей. Одна из них – это то, что делается по линии Федеральной миграционной службы и предполагает возвращение соотечественников из бывших союзных республик в разные регионы Российской Федерации. Вторая часть проекта – это возвращение в Россию умов из стран Запада. Если учесть, что «Русский мир» взаимодействует с интеллектуальными сообществами, то второе направление нам ближе. Существует специальная программа, в рамках которой мы заказывали исследования настроений нашей интеллектуально-научной диаспоры, ее жизненных, ценностных установок, бытовых предпочтений, вкусов и т.д. Также мы проводили специальную конференцию, посвященную этой теме с участием русскоязычной элиты западных стран. На ассамблее «Русского мира» в 2010 году даже была отдельная секция, связанная с этим проектом.
Я считаю, что фонд стал одним из инициаторов той работы, которая сегодня уже становится частью государственной политики в области модернизации страны. Сама эта проблема нашла свое отражение в том, что сейчас называется проектом «Сколково».
А в связи с тем, что там предполагается участие не только русскоязычных ученых и специалистов, я сейчас добиваюсь, чтобы центр «Русского мира» появился и в новом подмосковном иннограде. Кстати, свои центры у нас уже открыты в Российском университете дружбы народов и Институте Пушкина.
Но при всем этом хочу сказать: рассчитывать на то, что приток умов в нашу страну и в Сколково в частности будет массовым, не нужно. Главная причина, по которой люди выбирают страну для работы и жительства, – это то, что называется средой. А это и экология, и безопасность, и социальная сфера, и отсутствие коррупции. Таким образом, потребуется еще немало времени и сил для того, чтобы мы в этом плане смогли конкурировать с Западом. Но в том, что такое соревнование будет, я уверен.
Пока же мы добились того, что очень многие готовы приезжать в Россию читать лекции, участвовать в совместных проектах, инвестировать актуальные разработки. И это очень важно.
– А насколько модернизация коснулась самого фонда «Русский мир»? Или достаточно классической матрицы наших проверенных культурно-духовных ценностей – Пушкин, Достоевский, Большой театр, Гагарин┘
– Из начала нашего разговора вы, наверное, поняли, что есть места и страны, где и про Пушкина-то еще не слыхали. А где-то есть уже потребность в самом последнем романе Пелевина. В прошлом году мы осуществляли проект, посвященный 50-летию полета Гагарина. Он назывался «Первый в космосе». Но мы сделали акцент на том, что благодаря Гагарину русский стал первым в мире языком, зазвучавшим в космосе. И этот ход оказался удачным.
– Не знаю, как уж в иных странах, но у нас неправительственные организации находятся на большом подозрении у властей. А у других государств к «Русскому миру» нет претензий? Дескать, не языку вы учите, а втягиваете наших доверчивых граждан в подрывную или шпионскую работу.
– Кто спорит, неправительственные организации играют важную роль в продвижении интересов своих стран. Интересно, что в США, например, внешней политикой занимаются 15 тысяч НПО. А сколько, к примеру, западных организаций присутствуют в Украине? Больше тысячи. Ну а российских? Недавно было всего две. Да и в целом у нас на внешнеполитической ниве кое-как шевелятся от силы полтора десятка команд. Обвинения в наш адрес слышал: в Украине при Ющенко и в Эстонии. В других странах к гуманитарному сотрудничеству относятся с пониманием.
– На прошлой неделе Владимир Путин опубликовал в «Независимой газете» программную статью «Россия: национальный вопрос». Наряду со многими острыми проблемами он сказал и о том, что мигранты, приезжающие на работу в Россию, должны сдавать экзамены по русскому языку, литературе, истории. Как, по вашему мнению, должны решаться эти задачи и повлияют ли они на работу «Русского мира»?
– Это можно рассматривать как условие предоставления гражданства, как во многих странах. Для работы на стройке это желательно, но не обязательно. Кстати, мы уже организовали курсы русского языка для желающих работать в нашей стране в Киргизии и Таджикистане. Но экзамен по русскому языку – в качестве квалификационного – было бы неплохо ввести для российских госслужащих.
