Ада Горбачева За прошедшую неделю на законопроекте о разрешении эвтаназии в России «оттоптались», кажется, все. В обсуждении права человека на прекращение бессмысленных мучений и достойный уход из жизни ничего удивительного нет. Дискуссия на эту тему не утихает в цивилизованных обществах, к которым мы привыкли относить и себя. Она вспыхивает с новой силой в конкретных случаях, когда встает вопрос о невыносимом существовании сгустка неутолимой боли или бесконечно продлеваемом с помощью современной аппаратуры функционировании тела, утратившего мозг. Ничего подобного у нас как будто не произошло. Хотя, конечно же, есть страдальцы, мечтающие об избавлении от адских мук, есть и сходящие с ума от такого зрелища их близкие и родные. Есть, наверно, и медики, берущие на себя грех и помогающие прекратить пытку жизнью.
Но толчок к обсуждению эвтаназии исходил не от них, а из Совета Федерации, от председателя его комиссии по социальной политике Валентины Петренко. Не объясняя, почему она это сделала именно сейчас, Валентина Петренко неожиданно заявила, что в России надо разрешить эвтаназию «для самых исключительных случаев».
И пошло-поехало. Средства массовой информации постарались – опросили самых разных деятелей. Впрочем, кто что заявит, легко было предсказать заранее. Главным образом, конечно, ломились в открытую дверь.
Представители трех главных религий, естественно, выступили против: сколько жить человеку, решает Бог. От них ведь требовался однозначный ответ. Хотя, если бы было серьезное обсуждение, быстро выяснилось бы, что на самом деле вопрос сложнее: Бог, может, судил больному смерть, а врачи подключили его к аппаратам, которые работают за сердце, почки, легкие, – и так годами. Так что это не смерть, но и не жизнь. В исламе еще прихотливее: каким-то образом запрет на самоубийство сочетается с возвеличиванием (пусть не всеми) шахидизма.
Медики, которые в силу профессии наблюдают мучения пациентов, тоже преимущественно занимали отрицательную позицию. Они лучше, чем кто бы то ни было, знают, насколько человек, даже безнадежно больной, привязан к жизни. И роль исполнителя эвтаназии в случае чего будет предназначена им – тоже не позавидуешь.
Защитники прав пациента, естественно, защищают и право человека на жизнь. Ну им-то проще – они ни за что не отвечают.
Но недолго музыка играла. Буквально в тот же день, когда было опубликовано неожиданное предложение Петренко, она взяла свои слова обратно – это, оказывается, дальние подступы к проблеме, идея о такой возможности только забрезжила в членских федерационных головах.
Почему же пока еще смутная идея стала достоянием гласности, и именно сейчас? Страна шокирована бесчинствами ОМОНа в Москве и Петербурге во время разгона «Марша несогласных» 14 и 15 апреля. И вот вам пожалуйста: на следующий день появляется проект о возможном разрешении эвтаназии в России. Помилуйте, какой ОМОН, какие несогласные! Тут вопрос о жизни и смерти каждого, согласного и несогласного, «нашиста» и фашиста. Ведь все смертны.
Только не получилось. Никто не поверил в реальность такого законопроекта. У нас, конечно, и так происходит ползучая эвтаназия, причем в отношении тех, кто вовсе смерти не желает, а просто не имеет денег на операции и лекарства. Принятие же закона при нынешнем уровне коррупции в стране и сомнительном моральном состоянии общества означало бы юридическое прикрытие свободы убийств. Причем одинаково и в отношении старика, занимающего однокомнатную хрущевку, и в отношении владельца нефтяного бизнеса.
