Станислав Минин.
Фото Reuters
В воскресенье газета Washington Post опубликовала довольно любопытную и заставляющую задуматься статью. Корреспондент издания побывала в Грузии, в Панкисском ущелье, где по сей день проживает свыше тысячи чеченских беженцев. Они рассказывают, что российские танки на территории Грузии вызвали у них воспоминания о «второй чеченской» кампании. Они поражены тем, что грузины не оказывали «русским» практически никакого сопротивления, даже не закидывали камнями. «Чеченских детей еще в пятом-шестом классах учат убивать русских. Чему учат грузинских детей, я не знаю. Наверное, книжки читать», - говорит одна из чеченок. Солдат чеченских батальонов, вступивших в Южную Осетию в составе российских войск, беженцы считают чуть ли не предателями┘ Признаемся честно: за последние годы мы отвыкли от подобной вербальной агрессии, да и сама чеченская война начала забываться┘
Скептики утверждали и продолжают утверждать, что Россия, признав Абхазию и Южную Осетию, поступила непоследовательно и опрометчиво. Непоследовательно, потому что в случае с Косово наше государство жестко отстаивало принцип «территориальной целостности», а спустя полгода поддерживает право наций на самоопределение. Опрометчиво, потому что в самой РФ существуют потенциально сепаратистские образования. Понятно, что одно из таких образований – Чечня с ее трагической современной историей. Нас убеждают в том, что в нынешней Чечне царят покой и стабильность. Экстремизм обезглавлен. Деньги на восстановление республики выделены – и немалые! Рамзан Кадыров контролирует ситуацию, а население республики чуть ли не в полном составе поддерживает на парламентских выборах «Единую Россию». Однако никуда не исчезло травмированное войной поколение. Боль, вызванная утратой близких, не ушла – и едва ли кто-то возьмется точно определить, сколько молодых чеченцев сегодня винит в этой утрате «международный терроризм», а сколько – «русских солдат». Едва ли кто-то сможет с уверенностью сказать, какой будет Чечня через 10, 20 или 50 лет. Слова панкисских чеченцев, приведенные американской газетой, - это, конечно, крайность. Но маргинальна ли эта крайность? Ушла ли она из Чечни вместе с беженцами? Сомнительно.
Конечно, статья Washington Post, грешит однобокостью. Так, опрошенные газетой чеченцы находят аналогии между Чечней и Грузией, что, безусловно, объясняется их личным опытом. Однако сторонний наблюдатель (в данном случае – журналист американского издания) может обнаружить подобные аналогии, лишь полагая, что Россия считает Грузию «своей» территорией и не допускает ее самостоятельности. В действительности, куда очевиднее иные параллели – между Чечней и Южной Осетией. Панкисские чеченцы, если верить Washington Post, находят эти параллели только в одном: и чеченцев, и осетин российское государство считает своими гражданами. Здесь совпадения заканчиваются: одних граждан «русские» защищали, других – убивали. Между тем, эти параллели гораздо отчетливее. Они типологические. И дудаевская (а впоследствии – масхадовская) Чечня, и Южная Осетия – сепаратистские образования. Это не негативная оценка, а простая констатация вполне очевидного факта: в обоих случаях национальное образование претендует на независимость от центра, не признаваемую последним, и готово отстаивать свои декларированные права с оружием в руках. Центр (Москва или Тбилиси) эти права отвергает и наносит по сепаратистам удар. Сепаратисты рассчитывают на помощь извне: осетины – на Россию (и получают эту помощь), чеченцы – на Запад (и не получают помощь, о чем открыто сожалеют, если судить по публикации Washington Post). Интересно, видят ли это американские журналисты?
Впрочем, справедливости ради нужно заметить, что и российские прогосударственные СМИ о параллелях между Чечней и Южной Осетией умалчивают. Это и понятно. «Типы» существуют, как правило, в головах аналитиков. Пропаганда куда чаще прибегает к «уникальным случаям»┘
Дарья Гармоненко 
