Дарья Коробова При входе, кроме билета, дают еще одну красивую бумажку - "схему прохода в "Город" Евгения Гришковца". На обороте трогательное пояснение: "Гардероб, буфет и туалет не работают". Ниже: "Художественный руководитель театра И.Л. Райхельгауз". И роспись.
Казалось бы, вышеупомянутое имеет для спектакля "Город" театра "Школа современной пьесы" значение не великое, но только лишь прикладное. Зритель, следуя сложному маршруту, пробирается в зал с тылу, не через парадное фойе, а сквозь темные, замусоренные дворы. Отсутствие удобств видится частью режиссерского замысла Иосифа Райхельгауза - будто бы не в театр явились, а так, зашли прямо с улицы, не сняв тяжелых пальто. Не спектакль смотреть, а просто - подглядеть частную историю, каких случается множество в любой точке города ("во время спектакля ведется прямая трансляция звука с Трубной площади"). Любого, вероятно, города. По дороге к одной из таких точек расставлено и рассажено множество веселых бездомных - намеренно ли, стихийно ли, не важно. Главное узнаваемо до дрожи в коленках.
Художником спектакля заявлен Давид Боровский: среди двух встречающихся зрительских амфитеатров - четыре высокие стремянки, у подножия каждой, на расстеленной газете - ведерки из-под краски. Ремонт как символ бесконечности. Каково? Ведь не поспоришь. Героев, как следует ожидать, четверо: Он (Саид Багов), Она (Юлия Меньшова), Отец (Альберт Филозов), Друг (Виктор Шамиров). Плюс эпизодическая роль водителя (Иосиф, естественно, Райхельгауз). В обозначении действующих лиц и, собственно, диалогах - восхитительная, узнаваемая обычность. И правда, много ли найдется в театре (жизни) иных персонажей, какими бы именами они ни назывались? В режиссуре - предельная лаконичность (на этот раз порядком обездвиженная), однажды уже заявленная Райхельгаузом в постановке пьесы Евгения Гришковца "Записки русского путешественника", блестяще разыгранной Василием Бочкаревым и Владимиром Стекловым.
В, условно говоря, интриге - ясная простота, узнаваемая в тысяче пьес и сюжетов: Он хочет уехать, не совершить физическое перемещение, а просто-таки "рвануть" в неизвестном направлении, вон из этого города, как будто это все решит и все изменит. Но жена, ребенок, родители - все любимые, объясниться и развязаться с ними трудно. В отличие от множества подобных сюжетов Он Гришковца (тоже, кажется, решавшего однажды такие проблемы) уезжает. При активном содействии Райхельгауза-таксиста. Последним, неэлегантным штрихом Райхельгауз-режиссер подмахивает замысел Гришковца, а обозначив пункт прибытия героя - насиженную его стремянку. Вернулся, мол, на круги своя. Интрига исчерпана, воля героя, его порыв в одну секунду сценического времени оказываются обесцененными. И скучно, и грустно, и зря.
Личное обаяние автора велико. Оговорюсь - не автора даже, но персонажа, придуманного Гришковцом в "Одновременно", "Как я съел собаку", "Планете". Отозвалось это и в "Записках русского путешественника" благодаря артистам Бочкареву и Стеклову. Персонаж этот - индивидуальность особого рода, привлекательная не в последнюю очередь благодаря собственному растерянному добросердечию. Герой Гришковца открывает в сложном простое, в простом - сложное, чему удивлен и рад бесконечно.
Поэтому трудно зрительски и человечески следовать персонажу, каким его играет Саид Багов - немного желчному, уставшему, неустроенному, не сказать чтобы сильно обаятельному. Тут - почти что контрапункт "лирическому герою" самого Гришковца. После спектакля на реплику, что ж Он такой злой, кто-то с усмешкой отозвался: какое время, такой и Он. Можно продолжить логический ряд: какой город, такой и Он. Вот так просто. А почему уехал? Чего искать? Хотя, тогда понятно, почему вернулся - город, он же везде город. Вообще говоря, не стоило и пытаться.
"Лирическим героем" в спектакле "Город" оказывается совсем иной персонаж - Она, Юлия Меньшова, чудесная, оказывается, артистка, чуткая к зрительскому сопереживанию. Принимая свою сторону в диалоге мужского-женского, она говорит, что город, где стоит твоя школа, может быть только один, куда бы ты ни "рванул" после. Гришковец не зашифровывает своих текстов, оттого и существует настолько высокая доверительная степень их актерского присвоения. Саиду Багову в отличие от Меньшовой как-то не веришь. Может, он попросту недобрый артист, да простит он такую вольность? Хотя, зритель, как и режиссер тоже волен выбирать своих героев.
Личное обаяние автора несомненно, потому кажется: все, что имеет к нему отношение, непременно хорошо. Но - Гришковец, открывающий прекрасное в обычном, теряется, если обычное берет верх над прекрасным. Кажется, Райхельгауз распорядился именно так.
