Дарья Коробова Год назад экспозиции "Художник и режиссер. Москва. Конец XX века" в Малом Манеже, "250 лет Большому театру" в Манеже Большом, а также "Итоги сезона", подведенные в залах "Дома Островского" на Ордынке, показались событиями настолько значимыми и сильными, что снизить темп в году нынешнем было бы кощунством. Выставки и вправду были хороши - и в плане организации экспозиционного пространства в целом, и максимальной, "честной" эксплуатации информационных поводов, и зрелищности, и информативности, и качества представленных работ.
Некоторое время назад в "Доме Островского" закончилась выставка молодых театральных художников "Клин". Событие любопытное и ненапрасное. Громадные живописные полотна, сотни крошечных эскизов, макеты декораций, объекты и инсталляции - все, чего требуют от современного искусства и часто не находят, хотя, казалось бы, вот оно. Многие работы, представленные на "Клине" (Евгений Никоноров, Екатерина Спасоломская, Алексей Кондратьев), перекочевали теперь в другую экспозицию - "Итоги сезона", также санкционированную и устроенную Союзом театральных деятелей. Выставка проводится уже 38-й раз и проходит в помещении Музея современного искусства на Петровке.
Помещение оказалось тесновато, чтобы вместить около 300 экспонатов от 80 участников. Катастрофически не хватало воздуха. Не в смысле духоты, просто не получалось вдумчиво рассмотреть одну работу, отойти на шаг, полюбоваться издали. Шаг в сторону от макета Олега Шейнциса к "Шуту Балакиреву", а пред тобой уже, к примеру, "Набукко" Сергея Бархина. Обернешься - его же "Свидетель обвинения". Не успеешь вздохнуть - тут тебе и макетище Станислава Бенедиктова к "Лоренцаччо" с перевернутым пространством зала и сцены. Шагаешь, как Гулливер, среди маленьких миров, в панике - не упустить бы чего, не проглядеть бы!
Макет, конечно, зрелище гипнотическое. Театр индивидуалистов от сценографии. Трудно вспомнить, когда это началось, но театральные художники чаще и чаще, по мере возможности и дарования, выстраивают все более агрессивную среду актерского обитания. Часто самолично решают постановку в большей степени, нежели, например, актеры. Едва ли кто-либо из них согласится с существованием так называемого "театра художника" наравне с "режиссерским" и "актерским" театром. Но индивидуалистами быть желают - недолюбливают слово "декорация", предпочитая определения пообъемнее: сценография, художественно-пространственное решение. Или поэтичнее - образ, но порой настолько емкий и тиранический (см. некоторые работы Юрия Харикова), что глядишь на них, как на роскошную инсталляцию. Кстати, именно хариковские эскизы и макеты Сергея Бархина в этот раз показались наиболее театральными. Хариков - в силу буйной фантазийности вкупе с производственной функциональностью. Бархин - благодаря почти что изысканной, деликатной лаконичности. По-своему замечателен макет Олега Шейнциса к спектаклю "Орнифль" - также лаконичная пространственная архитектура, осиянная холодным красивым светом - как в склепе. Реальная декорация куда скучнее. Макет - своеобразная концентрация замысла, в масштабе один к двадцати. Замысел можно развить, распластать или размазать. Иногда он распадается сам. Шейнцис - художник опытный, но, кажется, немного скучающий.
Право же, театр - дело коллективное. Восемьдесят индивидуалистов, множество состоявшихся постановок, итогом - выставка, которая им тесна. В работах молодых авторов ученического только лишь старательность и отсутствие явной дерзости. И все же грядущее "омоложение" в цехе театральных художников очевидно; мастера сами воспитывают себе учеников и теперь выставляются с ними в одном зале, в чем есть своеобразная гармония и закономерность. Поколения сменяются не внезапно. Какое-то время они вынуждены мирно соседствовать.
