Личность больше результата

В музее личных коллекций открылась выставка Владимира Баранова-Россине (1888–1944). Пять лет назад его уже показывала Третьяковка, но в этот раз около половины работ на Волхонке неизвестна широкой публике, а полихромные скульптуры и вовсе выставляются впервые.

На выставке показывают полотна Баранова-Россине из Русского музея, собраний Саратова и Вольска, но основу выставки составляют частные коллекции. Это типичная судьба художников не первого ряда: быть представленными понемногу всюду, но главных своих поклонников найти именно среди частных собирателей.

Меж тем Владимир Баранов-Россине поначалу явно претендовал на более заметное место в искусстве. Уроженец Таврической губернии, он участвовал в выставках петербургских и парижских авангардистов, жил в легендарном скопище дешевых мастерских на Монмартре «Улье» (соседи – Архипенко, Шагал, Сутин, Цадкин), был хорошо знаком с теми, кто определял художественную политику эпохи, и потому его искания всегда были актуальными. В итоге по его творчеству можно изучать основные течения начала ХХ века. Здесь и увлечение импрессионизмом, и орфизм Робера Делоне, и влияние Пикассо┘ Он улавливал едва нарождающийся стиль задолго до того, как современность успевала признать этот стиль своим.

Особую роль в его творчестве сыграла Норвегия (куда художник отправился на заработки во время Первой мировой войны). Созданные там полотна также показывают на Волхонке. В этих норвежских картинах чувствуется сдержанная северная нота, неожиданная в многоцветье его мира.

Баранова-Россине влекло к столь многому, что разносторонность в каком-то смысле его и сгубила. В итоге он стал персонажем из цикла «личность важнее результата». Фонтанируя самыми разными идеями, решительного успеха он не добивался в итоге нигде. Зато всюду чувствовал себя своим.

Всеохватность его поисков впечатляет даже в контексте 20-х годов. Так, одним из самых блестящих его проектов оказалась попытка создания цветомузыкальной установки – о серии оптофонических цвето-зрительных концертов напоминает пара московских афиш послереволюционной поры (в 1925-м Баранов-Россине покидает СССР навсегда). Одна из афиш извещает, что программу из произведений Грига, Вагнера, Шуберта, Скрябина, Дебюсси, Рахманинова и Метнера исполняет оркестр Большого театра под управлением легендарного Вячеслава Сука, вступительное слово произносит Виктор Шкловский, а среди «художников» у «зрительного фортепиано» – и музыканты, в том числе будущая жена Баранова-Россине Полина Букур. Несмотря на обилие звезд на сцене, цены местам определили «уменьшенными».

Придуманный Барановым-Россине оптофон, порождавший на экране движение цветовых форм, воссоздан сейчас в парижском Музее современного искусства (во французской столице художник основал и Первую оптофоническую академию). Позже, в 30-е, Баранов-Россине занимался созданием аппарата по производству газированных напитков и «фотохронометром» для анализа качества драгоценных металлов. Но главным его вкладом в мировую культуру можно считать область, неожиданную даже для дизайна – камуфляжную раскраску, применяемую армиями всего мира и поныне.

Незадолго перед смертью Леонардо печалился, что слишком увлекался созданием инженерно-технических и ирригационных сооружений, вместо того чтобы заниматься искусством. Но о последних днях самого Баранова-Россине практически ничего не известно. Он погиб в Освенциме, куда был вывезен из французской столицы как еврей. Незадолго до депортации друзья предлагали ему бежать, но он отказывался в непонятной гордыне, в странной надежде на то, что искусство защитит его от смерти.

Но искусство, как выяснилось, если что и может, так это защищать уже после смерти.