Екатерина Барабаш
Иван Дыховичный: «Мне больно – значит, я жив».
Фото ИТАР-ТАСС
Один из последних фильмов Ивана Дыховичного назывался «Вдох – выдох». Вся жизнь наша умещается между этими двумя короткими словами. Вопрос в том, что ты успел сделать между ними.
А Дыховичный ничего не боялся. Он давно болел и знал, что долго не проживет, хотя вроде заметно пошел на поправку. Знал, но словно насмехался над смертью, презрительно не обращая на нее внимания. Были дела поважнее – хотелось снимать, хотелось отвечать на вопросы и задавать вопросы самому, хотелось удивляться и удивлять. Хотелось жить и не бояться.
Всю жизнь не боялся. Он окончил Щукинское театральное училище, на пять лет опоздав к открытию Театра на Таганке, но приглашен был именно туда, к Любимову, в ту пору – в лучший театр Москвы. И здесь сыграл несколько, может, и не главных, но очень важных ролей. Например, Пушкина – в «Товарищ, верь!..» или Коровьева в «Мастере и Маргарите». Но не менее важной была его другая, закулисная роль. Он стал своего рода талисманом театра. Спектакли Любимова, как известно, трудно шли к зрителю, их закрывали, заставляли по нескольку раз переделывать, а Дыховичный благодаря его в ту пору высоким родственным связям спасал ситуацию, поворачивая почти каждый раз в нужное театру русло.
Потом тоже не боялся, когда вдруг, в одночасье, решил уйти от Любимова. Сказал себе: «С актерством покончено». И Любимову то же самое сказал. Поступил на Высшие курсы сценаристов и режиссеров, начал снимать и больше сам не играл.
Дыховичный не боялся снимать кино, которое не пускали в прокат. Еще только снимая «Копейку», уже знал, что скорее всего в кинотеатрах не покажут. Так и случилось. Зато по продажам дисков фильм несколько лет был рекордсменом в России. И снимать фильмы, заранее обреченные на неуспех в прокате, тоже не боялся. Один из самых значительных своих фильмов, «Музыку для декабря», снял, когда не было ни проката, ни зрителей. Тогда, в 90-е, даже нельзя было еще прикрыться словом «артхаус» – не было у нас такого слова. Но Дыховичному и прикрываться ничем не надо было. Он снимал эстетское кино с легким, даже чуть-чуть снобистским блеском и не думал ни на кого оглядываться.
Это было его фирменным знаком – делать то, что считаешь нужным. Умел рубить отношения. Катастрофически не умел говорить «да», когда на языке вертелось «нет». Не боялся выходить «К барьеру», чтобы доказывать, как казалось ему и всякому здравому человеку, очевидную вещь. Хотя знал, что проиграет.
И еще. Дыховичный исповедовал принцип: «Мне больно – значит, я жив». Боли – душевной ли, физической ли – он тоже не боялся, как всякий настоящий художник. И хотя дышать, особенно в последнее время, ему было очень больно, он ушел, успев выдохнуть. Только непростительно рано, в 62.
