О спектакле «Алхимия сторителлинга» театра «Студия историй»

Человек – животное коллективное. А значит, главная его функция – коммуникация. Он, собственно, и стал человеком, лишь заговорив. В речи мы выражаем себя (даже когда врем). По существу, мы всю жизнь рассказываем историю о себе. Наша жизнь – и есть история, которая при удачном стечении обстоятельств может оказаться интересной неограниченному количеству людей. Если получится придать этой истории убедительную и увлекательную форму.

Театр «Студия историй» в Культурном центре ЗИЛ сыграл премьеру совершенно неожиданного спектакля «Алхимия сторителлинга» – о самом механизме рассказывания историй (режиссер Константин Кожевников, драматурги Ольга Головина и Белла Кирик, художник Михаил Заиканов). Неожиданный потому, что «Студия историй» – это театрально-просветительский проект, ориентированный на детскую и подростковую аудиторию, и их прежние работы были совсем другими: сюжетными, занимательными, остроумными, веселыми и невероятно динамичными. Любая история – про Нильса или Снежную королеву, про Битву на Куликовом поле или актера Федора Волкова и возникновение русского театра, про Курчатова и космос или Сухареву башню – была двухчасовым волшебством, создаваемым на сцене буквально из ничего, из воздуха, одной лишь речью и пластикой актеров, которых тоже совсем мало – три, четыре, потому что ни декораций, ни костюмов в этом театре практически нет.

Да нет, собственно, и самой сцены (они играют на разных площадках), она им, кстати, и не нужна. Принцип «Студии историй» – разрушение всякой дистанции с залом. И потому традиционный театральный диалог (не тот очевидный, сценический, актера с актером, а другой, самый главный, – театра со зрителем) у них принимает буквальную форму: такого интерактива еще поискать. Когда имеешь дело с юной аудиторией, это еще как помогает держать зал, кстати. Впрочем, на это весело откликаются и взрослые.

И вот этот театр берет и ставит «Алхимию». Мучительный и безжалостный диалог актера (Константин Кожевников) и актрисы (Александра Люц) о том, что такое вообще история, как она устроена, зачем ее рассказывать и как. Какой она должна быть и чего она требует, чтобы возникнуть, ожить и зажить своей жизнью. Где проходят границы боли, смеха и искренности между историей и человеком, который и хочет, и одновременно боится ее рассказать. Потому что все мы, и те кто на сцене, и те кто в зале, и отчаянно стремимся быть услышанными (и понятыми, о, да именно понятыми), отчаянно боимся, что нас увидят такими, какие мы есть, без всех костюмов, декораций и грима, которыми мы старательно маскируем свое несовершенство и уязвимость.

Ну вот, наврала. Это не диалог, есть еще и третий сценический голос – виртуальный, время от времени идущий с экрана, этакая «проекция автора», – который рассказывает свою историю об истории, маленьком, беспомощном и уродливом существе, еще не живом и не мертвом, оно может погибнуть, как погибло много других подобных до него. А может и выжить, если «доктор» (автор) выходит его каким-то чудом, вытащит из подземелья, создав несуществующую до того дверь, вынесет, согрев в руках, туда, где свет...

Название «Алхимия сторителлинга» отсылает к мастерской, где из непригодных материалов пытались создать драгоценный металл или философской камень. К ней же отсылает таблица «химических элементов», имитирующая таблицу Менделеева. Только в этой таблице зашифрованы не химические элементы, а «кирпичики», из которых создаются истории – сюжет, композиция, герой, ну, все такое. Мало помогают эти кирпичики, надо сказать. Ну, то есть помогают, но как и настоящие кирпичи: без них дом не построишь, но пока нет идеи дома, они так и останутся грудой стройматериала. Так в чем же алхимия, как ее уловить?

Пытаясь разобраться в самом себе, театр не столько отвечает на вопросы, сколько их задает. Поди разберись – что за штука творчество, и как заставить неживое, неподдающееся, неподъемное, зашевелиться, ожить, обрести смыслы и начать эти смысли передавать.

Один из главных козырей «Студии историй», уже говорилось, интерактив. В «Алхимии» он тоже есть: зал спрашивают, и зал отвечает, даже спорит. Но тут он идет еще и на втором, как бы безмолвном уровне. Все время ловишь себя на том, что в тебе запустили свою «машинку», тебе хочется подать свою реплику, тебе тоже есть что сказать – об искренности, о творчестве, об «алхимии», даже когда к тебе никто не обращается, когда актеры жестко спорят между собой, задевая сокровенное, ударяя в больное... Ты унесешь это с собой, на потом, на подумать, ведь у тебя своя история, которую ты сам рассказываешь всю жизнь. Или еще только собираешься рассказать.

Начавшись на экране как «самопрезентация» актера, немножко парадная, немножко отглаженная, немножко ненастоящая, «Алхимия сторителлинга» заканчивается сценической дуэлью актера и актрисы. Актер «обнажается», рассказывает тяжелую историю своих отношений с отцом и уходит – не просто со сцены, но вообще из театрального зала. А актриса, которая весь спектакль, играла, скорее, роль провокатора, от нападок которого актер так или иначе защищался, наоборот «закрывается», объявив, что «никогда не будет говорить на эту тему». И демонстративно застывает у закрытой двери.

Такой финал можно было бы назвать открытым. Каждый сделал свой выбор. Один рассказал историю. Конец. Другая не рассказала. Тоже конец. Вывод прост: можно и так, и эдак. Выбирай на вкус.

Если бы не одно обстоятельство. Молчаливая фигура у двери – тоже история. Актер рассказал свою боль словами. Актриса – отказом от слов. И две эти истории – это тоже история. О театре. Его алхимия.