Прямая телефонная линия, организованная в конце прошлого года для общения президента Владимира Путина с российским обществом, показала, что крутой поворот внешнего курса нашей страны, произошедший после 11 сентября, не вызывает у народа сомнения. Только 1,6% вопросов к президенту относилось к темам: "Внешняя политика", "СНГ", "Соотечественники". А ведь всего десятью днями раньше США объявили о выходе из Договора по ПРО, что никак нельзя назвать рядовым событием.
Может быть, в этом и заключается главный результат "нового курса" Путина: российское общество перестает видеть в отношениях с Западом фронт "мы и они". Была подтверждена безальтернативность курса на интеграцию России в Европу. С этой точки зрения наша страна оказалась готовой к вызову 11 сентября, открывшему возможность для существенного усиления того вектора взаимодействия, который уже был заложен в основание европейской политики России.
Но и западная политика 90-х гг., направленная на консолидацию собственных институтов и ограничивавшая потенциал российско-европейского сотрудничества (Большая Европа без России), во многом исчерпала себя. Ее центральная задача уже решена: процесс формирования Большой Европы вокруг западных институтов обрел свою динамику и стал необратимым. И именно эта константа европейского развития заставляет Запад обернуться в другую сторону - к России.
Россия и Запад уже сделали серьезные шаги навстречу друг другу. Договоренность о создании нового формата отношений между Россией и НАТО - "двадцатки" - свидетельствует о принципиальном изменении подходов к взаимному сотрудничеству. Достоинство формулы "20" состоит в том, что она обеспечивает возможность сотрудничества на принципах равноправия, но не ограничивает свободу партнеров в принятии решений. Право вето России, неприемлемое для Запада, перестает быть аргументом против создания общих органов по выработке и принятию решений.
Европа, несомненно, в целом выигрывает от укрепления связей НАТО-Россия. Прежде всего потому, что это изменяет в целом характер отношений России и Запада, снимает существенные барьеры для развития российско-европейского партнерства. До 11 сентября становилось все более очевидно, что дальнейший прогресс сотрудничества России и ЕС в сфере политики безопасности и обороны фактически невозможен без качественного улучшения отношений между Россией, с одной стороны, и США и НАТО - с другой. Поэтому энтузиазм и настойчивость Тони Блэра вполне оправданны. Но есть и оборотная сторона медали. Европейцев беспокоит вопрос: не обернется ли сближение России с США снижением ее политического интереса к Европе? Европа (ЕС) попадает в сложную ситуацию: она не может в развитии сотрудничества с Россией по вопросам безопасности и обороны опережать НАТО, но также не может позволить себе и роль арьергарда или аутсайдера.
С другой стороны, заинтересованность Соединенных Штатов в ускоренном прогрессе российско-натовского сотрудничества совсем не однозначна. Как показали события 11 сентября, США, несмотря на большое желание НАТО продемонстрировать свою "нужность", предпочли опору на комплекс двусторонних межгосударственных связей. То есть объективно роль НАТО в американской политике относительно снизилась. Не исключено, что и в дальнейшем США будут считать двусторонние каналы взаимодействия с Россией более предпочтительными, чем реализация соответствующих политических задач через НАТО. Кроме того, и в Европе, и в США есть принципиальные противники "чрезмерной" институализации отношений с Россией как по линии НАТО, так и по линии ЕС. Все зависит от того, действительно ли мы хотим изменить природу отношений России и Запада. Если да, если это стратегия, то новое качество партнерства, несомненно, требует создания адекватных ему инструментов и механизмов.
Еще далеко не ясно, перерастет ли произошедшее после 11 сентября сближение, изначально во многом эмоциональное, России и Запада в устойчивую, широкомасштабную тенденцию - или, напротив, будет ограничено преимущественно рамками временной коалиции "по интересам" и практическим взаимодействием в решении задач противодействия международному терроризму; станет ли новый Совет Россия-НАТО ступенью к действительному стратегическому партнерству - или окажется заложником расхождений, которые, вполне вероятно, могут вновь возникнуть между сторонами. Собственно, уже в начале 2002 г. появились первые признаки того, что период благоприятной политической конъюнктуры может смениться новыми разногласиями.
Особое значение обретает в этой связи проблема нового расширения НАТО, решение о котором должно быть принято осенью этого года на пражском саммите альянса. Владимир Путин, заявив о неизменности российской позиции по данному вопросу, в то же время внес в нее крайне важную поправку: несмотря на несогласие России с политикой расширения, это не должно продуцировать деструктивных эффектов в ее отношениях с НАТО. По сути, принято единственно верное, конструктивное решение - бороться не против расширения, а за свои интересы. А интересы эти связаны с развитием партнерских отношений с Западом в целом и с НАТО в частности.
Если, согласно достигнутой договоренности, к маю нынешнего года удастся создать новый формат отношений НАТО-Россия и если "вторая волна" расширения альянса окажется относительно ограниченной, тогда реакция России, очевидно, не будет острой. Российская сдержанность, в свою очередь, стала бы для Запада серьезным аргументом в пользу продолжения линии на развитие партнерских отношений с Россией.
В этой связи важной задачей является определение их будущего характера. Дискуссию о потенциальном членстве России в НАТО (или ограниченном членстве) необходимо перевести на политический уровень. Россия могла бы участвовать в работе политических органов НАТО с правом совещательного голоса. Ассоциация России с теми или иными решениями НАТО открывала бы путь для совместных или согласованных действий. Постепенно часть повестки дня расширяющейся ассоциации Россия-НАТО могла бы переноситься в формат "20".
Но если Россия настаивает на новой логике отношений, которые должны отвечать принципам равноправного партнерства, ей также необходимо извлечь серьезные уроки из событий 11 сентября. Наше восприятие постсоветского пространства не как зоны своих жизненно важных интересов, но скорее как "своего огорода", куда любыми способами следует не пускать Запад, нуждается в существенных корректировках. О том, что такие корректировки возможны, свидетельствуют изменения в российской политике после 11 сентября, связанные, в частности, с военным присутствием США в Средней Азии. Отказ России от "красных линий" при формулировании европейских основ своей политики не только снимает серьезные барьеры для развития партнерских отношений с Западом, но и улучшает ее имидж и позиции на постсоветском пространстве.
В пользу необходимости пересмотра политики России в СНГ в контексте российско-западного партнерства можно привести ряд серьезных аргументов, не связанных непосредственно с 11 сентября. Прежде всего важно признать, что не существует единого пространства СНГ, ориентированного на Россию. Россия уже сейчас не единственный приоритет в рамках стратегических ориентиров многих государств Содружества. Поэтому перспективы интеграционных процессов в СНГ определяются не способностью России удерживать партнеров в своей орбите, а ее становлением в качестве сильного в финансово-экономическом отношении интеграционного центра, влиятельного в региональном и европейском масштабе. Эта задача, связанная с глубокой социально-экономической трансформацией России, может быть решена лишь путем ее последовательной интеграции в Европу. То есть исторически укрепление СНГ на основе российского лидерства предполагает не борьбу с Западом за это пространство, а, напротив, развитие российско-западного сотрудничества. Важно осознать, что при таком подходе сами государства СНГ не будут стоять перед жестким альтернативным выбором политических и экономических направлений развития. Получив возможность многовекторного развития, они обрели бы более прочную мотивацию для партнерских отношений с Россией в качестве своего стратегического приоритета. Уже теперь российско-западное сближение усиливает наши позиции в СНГ. Пример - соглашение с Азербайджаном об аренде Габалинской РЛС.
События 11 сентября подтвердили и, будем надеяться, действительно заставили Запад осознать, что реальная перспектива внутренней стабилизации западного интеграционного пространства может быть подорвана внешними дестабилизирующими факторами, связанными с экспансией терроризма и экстремизма. Прежние попытки российского руководства убедить Европу в том, что это общий вызов, а не только угроза безопасности России, воспринимались весьма скептически. Теперь стало абсолютно ясно, что возможная дестабилизация на южных и юго-восточных границах СНГ, не исключая вероятности ее перерастания в региональный конфликт, не оставляет ни Европе, ни трансатлантическому сообществу шансов быть сторонними наблюдателями. Но, что не менее важно, это стало серьезным уроком и для самой России. Использование тезиса об общей угрозе терроризма и экстремизма как аргумента для обоснования российских действий в отношении Чечни сменяется пониманием, что Россия не может противодействовать этому вызову в одиночку и нуждается в действенной поддержке Запада. Формирование стратегического партнерства между Россией и ЕС в сфере безопасности может рассматриваться, таким образом, не просто в качестве одного из перспективных направлений сотрудничества, но как серьезный сдерживающий фактор для сил, делающих ставку на силовую мусульманскую экспансию.
При этом речь идет не только о юго-восточной периферии СНГ. Осознание единства европейской безопасности и стабильности как общей стратегической цели в противовес общеполитической риторике 90-х гг. позволяет по-новому, в контексте стратегического партнерства оценить потенциал сотрудничества России и Запада в других проблемных регионах и конфликтных зонах, таких, как Балканы и Ближний Восток.
Другими словами, впервые после преодоления военно-политической конфронтации Россия может рассчитывать на отказ Запада от политики ее удержания за пределами формирующейся Большой Европы. Сама Россия также избавляется от принципов сдерживания западного влияния, которые абсолютно несовместимы со стратегией интеграции России в Европу. Важно, чтобы эти изменения политического курса Запада и России были обоюдными и долговременными, закрепленными в новых механизмах равноправного партнерства.