Александр Смирнов
Фото сайта freepik.com
Цифровая среда, в которую попадает ребенок, уже не является новым пространством – она стала основой повседневного опыта. И там, где одни чувствуют себя как рыба в воде, опыт других позволяет увидеть потенциальную угрозу, причем не только психологическую, но и физическую. Этот разрыв восприятия – между принятием технологии детьми и недоверием к ней со стороны взрослых – становится ключевым фактором, формирующим правила, ограничения и смыслы, с которыми ребенок сталкивается при попытке прикоснуться к цифровому миру.
Исследование Школы коммуникаций НИУ ВШЭ и холдинга РОМИР выявило тревожный сдвиг: почти половина россиян (49,8%) выражает обеспокоенность влиянием технологий на детей. И вместе с этим доля людей, готовых не просто запрещать, а что-то делать со своими детьми – вести беседы, формировать правила, приводить в действие технические меры, – демонстрирует не рост, а снижение. Эта тенденция указывает на феномен пассивной тревожности: взрослые все сильнее боятся, но все меньше делают.
Важно отметить, что взрослая озабоченность технологической средой редко фокусируется на практическом содержании цифрового опыта ребенка. В 2024 году в центре внимания были физиологические и поведенческие аспекты: ухудшение зрения, зависимость от экранов, снижение коммуникативных навыков. В 2025 году доминируют уже иные страхи – абстрактные, глобализированные, идеологизированные. Алгоритмы и искусственный интеллект (ИИ) вызывают ассоциации с манипуляцией сознанием, подменой реальности, разрушением идентичности.
Эта трансформация фокуса – от телесных последствий к культурным и когнитивным угрозам – не является исключительно российским феноменом. Сходные сдвиги наблюдаются и в международных опросах. Согласно отчету EU Kids Online за 2024 год, большинство родителей в Европе (71%) утверждают, что знают, чем заняты их дети в интернете, однако лишь 36% могут перечислить хотя бы три используемых детьми приложения. Этот разрыв между уверенностью и реальностью сигнализирует о нарастающем отчуждении: взрослые ощущают тревогу, но не понимают цифровой ландшафт, в котором живет их ребенок.
Особенно тревожен тот факт, что в ситуации технологической неопределенности голос ребенка практически отсутствует. Он становится объектом «причинения заботы», но не субъектом обсуждения. В публичной дискуссии редко звучат реальные истории или мнения самих детей, включая подростков. Даже социологические опросы фокусируются на мнениях родителей, экспертов, педагогов – но не тех, кого эти технологии формируют в реальном времени. Такое «замещение взгляда» приводит к формированию среды, в которой детский опыт блокируется взрослой проекцией тревоги.
В этой атмосфере ребенок сталкивается с тройным парадоксом: он живет в цифровом пространстве, которого его родители боятся, одновременно не понимают и постоянно используют. Они не в состоянии объяснить, почему тот или иной сервис считается опасным, какие механизмы лежат в основе алгоритмической рекомендации или в чем разница между генеративным ИИ и обычным поиском.
Исследование Consumer Reports показало, что генеративные ИИ, такие как ChatGPT, часто воспринимаются как аналог поисковых систем, тогда как понимание различий между ними остается на интуитивном уровне. При этом только 23% американцев демонстрируют высокий уровень осведомленности о принципах работы ИИ, а менее половины уверены, что смогут отличить ИИ-сгенерированный контент от человеческого. Все это указывает на критически низкий уровень технологической грамотности, на фоне которого любое «непонятное» поведение алгоритма легко воспринимается как угроза – но не подлежит обсуждению или объяснению в семье.
Подобное расщепление знаний становится основой для особой формы родительского контроля – основанного в первую очередь на тревоге, а не на знании. Взрослый не столько регулирует цифровую среду ребенка, сколько интуитивно пытается отгородить его от опасности, которую сам не может артикулировать. Такая модель порождает ощущение тотального недоверия – и со стороны взрослого к технологиям, и со стороны ребенка к взрослому. Первая форма приводит к отказу от сопровождения, вторая – к уходу подростка в тень: в скрытые аккаунты, анонимные платформы, цифровую автономию.
Особенно показательно, что на фоне роста числа тревожных публикаций о вреде технологий реальные действия со стороны родителей снижаются. В 2024 году 45,4% родителей обсуждали с детьми риски в интернете, в 2025-м – только 43,9%. Ограничение времени в Сети снизилось с 41 до 33,5%, применение технических фильтров – с 38,2 до 34,5%. Падение по всем метрикам свидетельствует о бессилии, которое ощущают взрослые.
Если сравнить российский контекст с международным, станет очевидно: тревога – универсальное чувство, но формы ее выражения различны. В Японии главной темой опасений родителей стала потеря мотивации к офлайн-достижениям: школьные успехи все чаще уступают место цифровым аватарам и лайкам. В Германии на повестке – цифровая безопасность и этика ИИ в образовательной среде. В США – психологические последствия для младших школьников и вопросы контроля над персональными данными.
Но есть и успешные примеры преодоления цифровой пропасти. В Финляндии действует национальная программа цифровой медиаграмотности, включающая родителей и школьников в совместные практики обсуждения интернет-рисков. Взрослые не просто запрещают, а учатся вместе с детьми разбираться в том, как работают алгоритмы, что такое цифровые следы, как отличить достоверную информацию от фейков.
В Южной Корее при поддержке Министерства науки реализуются программы наставничества, где взрослые обучают детей техническим навыкам, а дети обучают взрослых навигации по современным приложениям. Этот взаимный обмен создает основу для доверия и понимания. Технология перестает быть чуждой средой – она становится пространством совместного исследования.
Эти модели демонстрируют: страх может быть трансформирован в совместное обучение, а не в барьер. Ключевое различие в том, что успешные программы не начинают с запретов, а начинают с признания: цифровой мир – реальность, в которой предстоит жить и взрослым, и детям. И задача не в том, чтобы оградить от него, а в том, чтобы научиться в нем ориентироваться.
