Иран и Ирак спустя 45 лет после начала большой войны

Фото Reuters

22 сентября 1980 года – дата, ставшая поворотной не только для Ирана и Ирака, но и для всей системы региональных и глобальных взаимодействий на Ближнем Востоке. В этот день армия Иракской Республики, возглавляемой Саддамом Хусейном, перешла в наступление на территорию Исламской Республики Иран, положив начало вооруженному противостоянию, которое продолжалось восемь лет и унесло более миллиона жизней, разрушило экономические основы обеих стран и сформировало новую конфигурацию региональной политики, последствия которой актуальны и в наши дни.

Эту войну следует рассматривать как сложное переплетение объективных геополитических, идеологических и структурных факторов, отражающих специфику региона в условиях глобального биполярного противостояния. Это было столкновение двух принципиально различных моделей государственности: светско-националистической, представленной баасистским режимом, и теократической, сформировавшейся в Иране после революции 1979 года. Каждая из сторон стремилась не столько к экспансии, сколько к обеспечению собственной безопасности и укреплению позиций в условиях глубокой трансформации регионального порядка.

Причины войны кроются не в личных амбициях лидеров, а в системных противоречиях. Первое из них – территориальное: спор вокруг статуса Шатт-эль-Араба, ключевой водной артерии, обеспечивающей выход к Персидскому заливу. К 1980 году на фоне внутреннего кризиса в Иране иракское руководство предприняло попытку пересмотреть соглашение, что стало формальным поводом для начала боевых действий. Второй фактор – идеологический: исламская революция в Иране породила режим, открыто провозгласивший курс на экспорт революционной модели. Для Ирака, где шиитское большинство потенциально могло откликнуться на такой призыв, это представляло угрозу внутренней стабильности, особенно при доминировании суннитской элиты. Третий фактор – военно-стратегический: иранские вооруженные силы, ослабленные революционными чистками и эмбарго, воспринимались как временно неэффективные, что создавало иллюзию возможности быстрой победы. Четвертый фактор – отсутствие внешнего сдерживания: ни США, ни СССР не осудили начало войны, предпочтя использовать ее для сдерживания влияния друг друга в регионе.

Планы Ирака по молниеносной победе не оправдались. Иран, мобилизовав идеологические ресурсы и создав новые институты, такие как Корпус стражей исламской революции, сумел не только остановить наступление, но и перейти в контрнаступление уже к 1982 году. Однако и Тегеран не достиг своих целей: режим Саддама Хусейна устоял, а экспорт революции не состоялся. Конфликт перешел в фазу затяжной «войны на истощение», сопровождавшейся «танкерной войной» и обстрелами городов баллистическими ракетами, что сделало его одним из самых разрушительных в истории региона.

После завершения войны в 1988 году отношения стран были сложными, и ключевой перелом в произошел в 2003 году – после падения режима Саддама Хусейна в результате внешней интервенции. Это событие кардинально изменило региональную динамику: на политической арене Ирака появились силы, тесно связанные с Тегераном, что позволило Ирану занять доминирующие позиции в политической, экономической и военно-безопасной сферах. Однако это не было «захватом» – это было закономерное использование исторического окна возможностей, открывшегося в условиях вакуума власти. Современные отношения между Ираном и Ираком представляют собой сложную систему взаимозависимостей: экономическая интеграция (поставки энергоносителей, товаров, инвестиции), политическое влияние (через шиитские партии), военно-безопасное взаимодействие (через организацию «Хашд аш-Шааби») – все это сочетается с растущими требованиями иракского общества к суверенитету и самостоятельности.

Перспективы развития двусторонних отношений определяются тремя ключевыми условиями. Первое – способность Ирака к государственному строительству: реформы в энергетике, экономике, судебной и административной сферах позволят снизить зависимость от внешних поставщиков и укрепить суверенитет. Второе – готовность Ирана адаптировать свою региональную политику к принципам невмешательства и уважения национального выбора Ирака, признавая, что устойчивое влияние возможно только при наличии легитимности и общественной поддержки. Третье – формирование новой региональной архитектуры, основанной не на блоковом противостоянии, а на диалоге, экономической взаимодополняемости и совместном противостоянии общим вызовам – от терроризма до энергетической и водной безопасности.

Потенциал ирано-иракского сотрудничества следует рассматривать как один из ключевых элементов стабилизации Ближнего Востока – особенно в контексте развития транспортно-экономических коридоров, таких как «Север–Юг» и «Восток–Запад», а также расширения культурно-религиозных связей, включая паломничество и образовательный обмен.

Сегодня отношения Ирана и Ирака находятся на этапе поиска устойчивого равновесия – не идеального, но реалистичного, основанного на прагматизме, взаимном уважении и осознании общей ответственности за стабильность в регионе. Будущее этих отношений будет определяться не в Вашингтоне, Эр-Рияде или Тель-Авиве, а в Багдаде и Тегеране.

Для России перспективы ирано-иракских отношений – не второстепенный региональный вопрос, а стратегическое направление, имеющее прямое отношение к формированию многополярного миропорядка. Россия заинтересована в том, чтобы Ирак оставался суверенным, стабильным и нейтральным государством – не протеже Тегерана, не марионеткой Вашингтона, а самостоятельным субъектом, с которым возможны партнерские отношения. Иран, в свою очередь, должен сохранять свое влияние в рамках договоренностей, без эскалации, угрожающей региональной стабильности. Взаимодействие между Тегераном и Багдадом должно развиваться в сферах экономики, безопасности и инфраструктуры, а не через прокси-конфликты или давление.

Опираясь на принципы реалистичной дипломатии, Россия может и должна выступать в роли арбитра, инвестора, гаранта безопасности и архитектора региональных связей. Успех на этом направлении не только укрепит позиции Москвы на Ближнем Востоке, но и подтвердит ее статус одного из ведущих центров новой, многополярной системы международных отношений – системы, основанной на уважении суверенитета, прагматизме и равновесии сил.