Ян Шенкман В России становится интересно. Не хорошо, а именно интересно. И не спорьте. Иначе как объяснишь повальную реэмиграцию? Ну, допустим, в Израиле кризис и к тому же война. В Америке тоже небезопасно (как будто в Москве безопасно!). Но ведь это еще не причина. Например, в Новой Зеландии никакого кризиса нет. И о террористах там вроде бы тоже не слышно. А едут почему-то в Москву.
Взять, например, Хвоста, который получил недавно гражданство России и приехал с концертами. Странно это. Тридцать лет прожил во Франции, и ничего. А тут взял и приехал.
Хвост (в миру Алексей Хвостенко) широко известен как тот, кто на самом деле написал песню "Город золотой". Андерграундная легенда гласит, что он много лет сидит в парижских трущобах и пьет от тоски по родине. Реальность, как водится, сложнее легенды. И еще вопрос, где Хвосту больше пришлось тосковать: в России или во Франции.
В России он был судим за тунеядство незадолго до исторического суда над Бродским и прошел через три психушки. Не сумел выставить ни одной картины, не напечатал ни одного стихотворения.
- Сядешь писать, - вспоминает Алексей Львович, - стук в дверь: "Почему не на заводе?!" "Смена" писала, что мои стишки и картинки никому не нужны, что надо взять Хвостенко в ежовые рукавицы. Все это было жутковато. Вот и пришлось уехать.
Во Франции Хвост не потерялся и не опустился. Издавал на пару с Марамзиным журнал "Эхо". Делал скульптуры, ставил спектакли. Возглавлял клуб "Симпозион". Выпускал книжки и компакты со своей музыкой. И был по российским меркам преуспевающим человеком.
А в конце 80-х в Париж стали приезжать русские рокеры. Молодые люди были искренне удивлены, что он еще жив, и, как оказалось, знали наизусть многие его песни. Хвост нанес ответный визит. Записал с музыкантами "АукцЫона" альбом. Потом еще один - на стихи Хлебникова.
- Москва, - рассказывает Хвостенко, - поразила меня обилием безумных ларьков вдоль улиц. Питер потряс чудовищной разрушенностью. Еды нигде не было. Какая-то тетка стояла у магазина и пыталась продать из-под полы кусок мяса┘
В конце 90-х его стали приглашать постоянно. И тут возникла проблема. Вспомнили, что у Хвоста - паспорт беженца. В нем черным по белому написано: запрещен въезд в страны бывшего СССР. При Ельцине и русские, и французы смотрели на это сквозь пальцы. А потом произошло ужесточение визового режима. Концерты срывались, съемки отменялись, и старые друзья, у которых нет возможности купить билет на парижский рейс, слушали самопальные записи Хвоста двадцатилетней давности.
Тогда он и попросил о российском гражданстве. "Я понял, что много теряю от того, что не могу ездить в Россию. Дело не в стране, а в людях, в общении, которое мне необходимо. В Париже искусство связано с чисто коммерческими структурами. Авангард стал расхожим блюдом, никого им не удивишь. А из России мне присылают много кассет, книг и стихов. Есть довольно интересные тексты, и музыка неплохая. Так что глупо ворчать и причитать. Ничего не умерло и не исчезло. Процесс идет, его не остановить".
Год спустя, после хлопот и разбирательств, Хвост получил наконец гражданство родной страны. Интересно, что он фактически повторил судьбу своих родителей, которые эмигрировали в 1917-м и вернулись на родину в 1935-м. Но вообще-то в современном мире вопрос переезда уже неактуален. Особенно когда речь идет о людях искусства. Трудно, например, однозначно сказать, где живет Василий Аксенов. Или Галина Вишневская. Они могут жить в трех-четырех странах одновременно и перемещаться туда, где сейчас интереснее. Лишь бы давали визы.
Поразительно, но факт: вопреки усиливающемуся политическому давлению (а может, благодаря ему) сейчас именно в России становится интересно. Интересно писать и читать. Слушать и исполнять. Ходить по улицам и пить кофе в кафе. Так интересно было, наверное, в Париже 1939-го накануне "странной" войны. В Питере 1910-х годов. И в маленьком итальянском городишке Помпеи.
