Роман Лункин
Парадоксальным образом правы оказываются и те, кто говорит, что люди, выходящие на митинги, не являются по существу убежденными оппозиционерами, и те, кто утверждает, что на улицу вышли и будут выходить граждане, недовольные властью. В отличие от украинской ситуации в Москве и в крупных российских городах на митинги выходила не народная масса, изначально поляризованная различными политическими силами, а представители общества, которых практически нельзя превратить в оранжевых, в радикальных националистов, заставить пойти за каким-либо одним лидером или ради идеи сидеть в палатках на площади. Довольно большая часть граждан оказалась не подвержена какому-то одному влиянию, то есть эти люди – сами себе авторитет.
По данным исследовательской службы «Среда» (итоги опросов на митингах оппозиции 24.12.11, 04.02, 05.03, 10.03), большую часть участников митингов составляют мужчины, около 60% – это студенты до 24 лет и люди 25–35 лет, от митинга к митингу медленно росла доля людей 53–54 лет и доля людей с высшим образованием (10,03 – 66%). По своему материальному положению митингующие оказались далеко не такими зажиточными представителями среднего класса, какими их многие представляют. Из пришедших на уличные акции 30% ответили, что могут позволить себе автомобиль. Основная масса людей – это средние слои совсем не богатой российской интеллигенции – врачи, учителя, преподаватели, инженеры, служащие. Это те люди, которые выходили на улицы и в 1990-е годы, и сейчас они вновь осознали ответственность за происходящее в стране – от декабря к марту значительно выросло количество людей, которые стали постоянно ходить на митинги.
Причины участия в уличных акциях показывают скорее общее недовольство нечестными выборами, сложившейся ситуацией. Именно поэтому в ответах людей много эмоциональных высказываний типа «Достало!», были и нецензурные выражения. Пик эмоциональной оппозиционной активности пришелся на 4 февраля, а 5 марта наблюдались резкий спад, уныние, растерянность и разочарование, снизилось число тех, кто считал, что митинги могут что-то изменить. Тем интереснее психологический переворот в сознании граждан 10 февраля – больше стало тех, кто заявлял о гражданском долге как о причине участия в акциях оппозиции, на отдельный вопрос о своем настроении многие отмечали, что счастливы. После выборов все думали, что «это все», «все закончилось» и все будет «как всегда», но все оказалось не так страшно, и собираться можно, и говорить, и оказалось вдруг, что все только начинается.
Большинство участников опросов выступают за выражение протеста в рамках закона. 5 марта 34% сказали, что готовы участвовать в несанкционированных акциях и сопротивляться органам правопорядка, 65% – только в санкционированных акциях и забастовках.
Осознание себя «совестью» страны проявилось в том, что можно назвать «зрелой» гражданской позицией и готовностью к политической работе: более 40% высказались за различные социально-политические реформы (судебной системы, института выборов, образования, социальные реформы и т.д.) в ответ на вопрос «Какие практические шаги вы считаете востребованными в ближайшее время со стороны российской власти?». Только 23% назвали «Уход Путина в отставку», 31% высказались за признание выборов недействительными.
Исходя из этих приоритетов, люди хотят быть властью. 63% 10 марта ответили, что готовы участвовать в работе органов местного самоуправления (из них 30% пожаловались на то, что нет такой возможности). Еще несколько лет назад это казалось немыслимым – выборы отнюдь не пользовались уважением в обществе, и вряд ли значительная часть граждан вообще видела хоть какой-то смысл идти в муниципалитеты. Но для участников митингов, которые либо были наблюдателями, либо сочувствуют им, приоритеты общественной деятельности – контроль власти, участие в создании партий и движений, в волонтерстве – оказываются уже среди моментов, над которыми можно по крайней мере задуматься.
Важно отметить, что протестное движение не воспринимается большинством участников акций как агрессивное противостояние власти и борьба. Дальнейшее участие в политической деятельности для большинства воплощается в участии в митингах, которых уже не боятся, а также в проявлении своей личной гражданской позиции в общении с другими – вживую и в Сети.
Можно сказать, что равнодушных среди митингующих нет, они осознают необходимость внятной и реальной политической программы. Однако они обеспокоены не только нечестными выборами, но и тем, что будущее туманно: 5 марта 36% затруднились ответить, какой будет Россия через 12 лет. Кроме того, отсутствует абсолютное доверие как к власти (в среднем 2 из 10), так и к лидерам оппозиции (6 из 10), хотя при этом с 47% 5 марта до 62% 10 марта повысилась уверенность в том, что оппозиция сможет изменить политическую ситуацию в стране.
Основные жизненные ценности, названные опрошенными участниками митингов в феврале-марте 2012 года    |
Судя по ценностям, избранным респондентами, их беспокойство о будущем – это забота о своих близких, это консервативные ценности. Семья и свобода – самые главные ценности (молодые до 34 лет выбирают друзей, средний возраст – свободу, старшее поколение – любовь, среди всех групп растет ценность честности) для всех опрошенных с декабря по март.
Это может кому-то показаться странным, но многие вышедшие на митинги представители интеллигенции – намного более осознанно и продуманно выступают за стабильность и составляют основу стабильности, чем те, кто просто голосует за символ стабильности.
Образованных и активных граждан недооценивает власть, и сами люди пока не до конца еще верят в свои силы. По мере роста веры в себя и осознания отсутствия радикализма и «революционности» в рядах активных граждан к хаотичной массе среднего слоя интеллигенции будет все больше присоединяться зажиточный средний класс. Механизаторы, доярки, начальники цехов уже не заменят для власти диалога с обществом, у которого появляются сложные запросы и разные интересы. Если власть была, безусловно, практична в своей предвыборной ставке на большинство народа, которое желает «стабильности», то в межвыборный период (сколько бы он ни продлился, два года или шесть лет) именно активная интеллигенция в массмедиа и социальных сетях, в местном самоуправлении, в партиях и движениях становится олицетворением общества.
