Поляки и мы

Поляки считают, что русское имперское сознание неискоренимо.
Борис Кустодиев. Его императорское величество государь император Николай Александрович Самодержец Всероссийский. 1915. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Поляки–русские: взаимоотношения: материалы конференции 18 октября 2006 года. – Гданьск, Прибалтийский центр культуры, 2007. – 356 c.

Книга «Поляки–русские» представляет собой редакционную обработку дискуссии о взаимоотношениях двух народов и в силу этого композиционно распадается на две (польскую и русскую) части. В общем-то, это скорее мнение поляков о русских, чем наоборот, да и сама конференция инициирована и проведена зарубежной стороной. Речь в материалах конференции в основном идет о стереотипах, которые каждый народ выстраивает о другом. Именно соседские, родственные народы в силу географической близорукости наиболее подвержены обидам, непониманию, фантомным или оправданным взаимообвинениям. Русские и поляки определенно вызывают взаимные эмоции, какими бы они ни были.

Самое первое, о чем говорят поляки (Франтишек Апанович, Роман Беккер, Тадеуш Слободзянек и др.), – имперский элемент России и связанный с этим мотив восстаний, народных недовольств, интервенций, русификации, идеологии советского времени, ссылок поляков в Сибирь и пр. Встреча 18 октября 2006 года в Старомейской ратуше в Гданьске, организованная Прибалтийским центром культуры, должна была помочь ученым двух стран найти общие точки видения, упорядочить мнения о соседях. Российских докладчиков трое. Юрий Борисенок, доцент истфака МГУ оспаривает негативные взгляды польских исследователей на Михаила Бакунина. «На самом деле Бакунин, появившийся на свет через два десятилетия после раздела Польши, с юных лет воспринимал поляков как соотечественников, подданных Российской империи, и традиционная с 1840-х годов его цель – «быть свободным и освобождать других» – распространялась на Польшу не только по политическим мотивам».

Философ Владимир Кантор доступно и любопытно разбирает общее стремление русско-польской интеллигенции быть европейцами, что и служило всегда объединяющим началом, не говоря уже о праславянской языковой основе, культурно-исторической похожести (в частности, об отсутствии и у нас, и у поляков феодализма), «александрийском», эллинском самоощущении, пограничности обеих стран (между христианской цивилизацией и монгольской дикостью) и т.д.

Естественно, разговор участников конференции перманентно касается проблем духа, западных и славянских ценностей, тайны русской души. Наталья Лихина, декан и педагог из Калининграда, поднимает тему «Феномен русской духовности – мифы и реальность», так как «чтобы глубже и полнее постичь чужой (другой) народ, надо попытаться понять свой». В итоге выходит к стандартным прочтениям русского менталитета: там сытость да порядок, зато у нас великая литература, а решение есть одно – не копить друг на друга обиду и злость, изживать имперские замашки и постколониальные комплексы и т.д. Франтишек Новиньский в своем предисловии иронично замечает на это: «Однако легко формулировать постулаты, но на практике бывает по-разному».

Что до российско-имперского дискурса, то именно он и становится главным объектом польских докладов, несмотря на широкую и пеструю широту заголовков и тем («Карта России и проблема самосознания русских» (к вопросу о символической географии)», «Российскую Конституцию можно положить под трамвай. О демократах России», «Польские и русские кинематографисты. Чему они могут научить друг друга?», «О предвзятости интерпретации российского влияния на польскую архитектуру (или о неизвестных и умалчиваемых образцах архитектуры, вдохновленных искусством Российской империи)» и пр.).

Анджей Новак, профессор Ягеллонского университета, завкафедрой в Польской академии наук, автор многих книг о проблемах России и Восточной Европы, в частности размышляет о возможностях строения в России «либеральной» империи. Он показывает, как у нас не прижился национальный принцип государства, когда народ, а не идея становится главным политическим конструктом, и как после развала Советского Союза стали возрождаться имперские устремления, более приемлемые для уникальной, особенной судьбы России, чем простое примыкание к готовой модели западной модернизации. Отсюда, как говорит Новак, – выстраивание в России последних десяти лет положительного образа империи как чего-то культурно-великого (передачи Парфенова на НТВ, фильмы «Сибирский цирюльник» Михалкова или «Русский ковчег» Сокурова, рубрики в интеллектуальных журналах типа «Мы в Империи. Империя в нас» и т.д). Убедительные доказательства амбициозных геополитических планов современной России Новак завершает словами «Размер империи и его (видимо, ее. – А.Г.) интересы становятся целью, во имя которой можно перешагнуть через категории добра и зла. Главной считается сила».

Опасения польских ученых в назревании новой имперской волны справедливы, однако хорошо это или плохо – вопрос второй. В любом случае нынешняя государственная политика пользуется большой поддержкой народа, действительно воспринимающего развал красной империи как национальную трагедию, а последовавшие девяностые – как Смуту. В этом плане ультрапатриотический пафос учебников истории, телевидения и искусства закономерен и, возможно, даже спасителен для «возрождения» если не империи, то стабильно функционирующего государства. Главное, чтобы отношения с соседями (будь то поляки, украинцы или грузины) не переходили критической точки кипения.