Один мир, одна война

Фестиваль вызывает интерес и у православного духовенства.
Фото автора

Пятый Международный фестиваль мусульманского кино «Золотой минбар» закончился победой картины Веры Глаголевой «Одна война». Фильм о пяти женщинах, сосланных на далекий северный остров во время войны за то, что прижили детей от оккупантов, прямого отношения к мусульманскому кино не имеет. Настаивая на общегуманистических составляющих нашей жизни – терпимости, милосердии, прощении, – «Одна война» при этом все-таки к теме ислама не обращается ни открыто, ни завуалированно. В этом можно усмотреть и достижение фестиваля, и его немалую уязвимость.

Большинство фестивальных наград собрал иранский фильм «Свет в тумане», снятый вызывающе красиво – настолько, что ни сюжет, ни режиссура, ни актерская игра уже особого значения не имеют. Сюжет прост и трогателен: молодая красавица, живущая со стариком-отцом где-то в туманных горах, продолжает любить своего погибшего на войне мужа и обрекает себя на добровольное одиночество во имя верности.

Прошедший в Казани уже в пятый раз (по случаю чего объявленный юбилейным), «Золотой минбар» вызывает все больше интереса как среди публики, так и среди специалистов. Публика валит валом на любой показ, и аншлаг тут обеспечен даже самому что ни на есть артхаусному продукту. Специалисты же, похоже, готовы оценить решительность, с какой организаторы фестиваля принялись осваивать не обжитую доселе нишу.

Однако возникает немало вопросов. Что имеют в виду организаторы под «мусульманским кино»? Фильмы из мусульманских стран? Но тогда откуда «Одна война» или израильский фильм «Для моего отца»? И что считать однозначно мусульманской страной? Входит ли в их число Россия, имеющая огромную исламскую конфессию? Или в свете последних шагов государственно-идеологической политики Россия – страна православная?

Все-таки любой критерий отбора фильмов, кроме их художественной ценности, изначально уязвим. А уж если речь заходит о религиозном критерии – тем более. Существующие в России фестивали православного кино – «Золотой витязь», «Радонеж» – только подтверждают эту мысль. На этих форумах кино – повод собраться и провозгласить руководящую роль православия в воспитании духовности и патриотизма, поговорить о духовном геноциде русского народа и еще раз поругать Голливуд за бездуховность.

Слава богу, «Золотой минбар» не впадает в нравоучительные крайности. Но когда организаторы и участники начинают активно формулировать цели и задачи кинофестиваля, призывая в помощники такие понятия и слова, как «нравственность», «духовность», «воспитание подрастающего поколения в духе┘», – это говорит о том, что из кино опять хотят изготовить некий инструмент.

Скандал, произошедший на фестивале в связи с показом в конкурсе израильского фильма Дрора Захави «Для моего отца», – случай, к которому хорошо бы приглядеться и понять его причины. «Для моего отца» – лента о палестинском террористе-смертнике, познакомившемся с еврейской девушкой и под влиянием этого знакомства отказавшемся в последний момент выполнить свой «священный долг». На пресс-конференции режиссеру фильма и главе отборочной комиссии Хансу Шлегелю пришлось туго – журналисты требовали разъяснений, как мог израильский фильм попасть в конкурс мусульманского кино. А на следующий день во время встречи журналистов с министром культуры Татарстана Зилей Валеевой египетский журналист и вовсе пригрозил фестивалю бойкотом арабского мира. По его мнению, тот факт, что фильм «Для моего отца» финансировался из бюджета Израиля, должен был остановить отборщиков – ведь таким образом фестиваль расписывался в своей поддержке израильской стороны в давнем конфликте с Палестиной. Египтянин мгновенно стал мишенью для язвительных стрел, полетевших в него с разных сторон. Радикальному журналисту отвечали в том духе, что здесь, мол, не площадка для политических ристалищ, что кино – это искусство, а искусство не терпит вмешательства, что журналист, дескать, ни слова не сказал о художественных достоинствах картины, обратив внимание лишь на политический аспект.

При всей правоте упреков в адрес рьяного журналиста его выступление абсолютно закономерно. Где тонко, там и рвется, и вынесение слова «мусульманский» в название фестиваля – именно то самое, тонкое и уязвимое, что рано или поздно должно было вызвать чью-то негативную реакцию. Можно, конечно, и отмахнуться – мало ли на свете чудиков?

Но все же лучше не отмахнуться, а, оттолкнувшись от этого случая, подумать и разобраться: в чем все-таки смысл фестиваля мусульманского кино и каковы наиболее оптимальные критерии отбора фильмов? Наверняка ведь не религиозные, не конфессиональные, да организаторы на этом и не настаивают. Отбирать по территориальному принципу было бы тоже нонсенсом.

Может, фестивалю, коль скоро он вышел на серьезный уровень, вообще постепенно отказаться от слова «мусульманский» в названии? Ведь, по словам организаторов, главное здесь – общечеловеческие ценности и общекультурные интересы. Пусть будет просто еще одним хорошим международным фестивалем больше.