Марк Рац Если сопоставить научную политику с политикой власти в целом, можно заметить одно любопытное явление. В «большой политике» упор делается на самобытность России, национальную культуру, «суверенную демократию», на выработку собственного пути в будущее. Но как только речь заходит о политике в сфере науки и инноваций, мы старательно следуем в кильватере Запада. С одной стороны, это понятно: наука универсальна, и законы Ньютона действуют одинаково, что на Западе, что на Востоке. С другой – все же странно: не смешиваем ли мы содержание науки с ее организацией, а науку с инновационной деятельностью? Может быть, как раз здесь следовало бы подумать о собственном пути?
Истина или эффективность
Дело это, конечно, очень деликатное, и автор ступает на тонкий лед: нетрудно вспомнить, к чему привел собственный путь в науке немецкую физику или советскую биологию, да и абсолютное лидерство Запада по части инноваций в Новое время вряд ли можно оспорить. Но думается, что предмет для размышлений здесь есть, а отправной точкой для них может послужить публикуемая статья.
В последнее время наметились заметные сдвиги в понимании инновационной политики, нашедшие в том числе выражение и в материалах «НГ-Науки». Мне хотелось бы в связи с этим выделить и подчеркнуть некоторые тенденции, которые представляются наиболее перспективными. Все это, однако, достаточно спорно, и я ориентируюсь не на то, чтобы выписать рецепты «правильных» действий, а на дискуссию и обсуждение: ведь построение (или выращивание?) национальной инновационной системы (НИС) – дело само по себе беспрецедентное. То есть представляет собой крупнейшую инновацию.
Для начала можно напомнить об одном банальном, но часто забываемом различии между наукой и политикой: наука претендует (и имеет для этого свои основания) на истину, в то время как политика может апеллировать лишь к своей эффективности, как правило, нестабильной и далеко не бесспорной. Никакой научно обоснованной политики не бывает, и это касается как политики в сфере науки (для краткости я буду говорить о научной политике), так и инновационной политики, смешивать которые, между прочим, отнюдь не следует. Лучше поздно, чем никогда, инновационная политика поставлена сейчас во главу угла, а какое место при этом будет занимать наука и какая роль ей выпадет в развитии страны – отдельный вопрос.
Внедрение и инновации
Переход от привычной советской формулы «внедрения достижений науки в практику» к инновационной деятельности – первое и, на мой взгляд, решающее условие успеха, влекущее за собой множество не до конца отрефлектированных нами последствий. Дело не в словах: за словами стоят две принципиально разные модели обновления (линейная и нелинейная), две разные стратегии и даже идеологии действий. В грубой схеме картина выглядит так.
Идеология внедрения строилась на представлении о том, что главное – это само новшество («тело новшества» – открытие, изобретение), с него все начинается. Если его нет, то и говорить не о чем; если оно есть, то все остальное – дело техники, как в точном, так и в расширенном значении этого слова. Триада такая была знаменитая: наука – техника – производство.
По сию пору все наши проблемы объясняются некоей роковой «невосприимчивостью» советской хозяйственной системы к новшествам, но этой системы давно нет, а проблемы остаются. Дело в том, что «невосприимчивость» – только одна сторона дела, другая – порочность самой идеи внедрения. Если нечто новое начинает извне «внедряться» в сложившуюся систему деятельности, последняя должна либо перестроиться, либо отторгнуть новшество, причем (NB!) это не зависит от ее собственного устройства. Плановая она, рыночная или еще какая-нибудь – любая сложившаяся и исправно функционирующая система деятельности будет отторгать любую попытку ее перестроить.
Но мало того, что перестройка происходит только вынужденно (это мы уже осознали): она обычно захватывает гораздо более широкую область, чем покрываемая «телом новшества». Например, хотим поменять инструмент, а менять приходится организацию и оплату труда, нормы выработки; меняется при этом качество и себестоимость продукта, а вместе с тем и условия его сбыта, конкуренции...
Идеология инноваций диаметрально противоположна внедренческой.
В этом случае совершенно неважно, есть новшество или его нет, важно совершенно другое: устраивает ли нас сложившаяся система деятельности. Если мы довольны, то говорить не о чем. А вот если нет, то все отсюда и начинается: с тщательной прорисовки и анализа ситуации, где выявляются узкие места, «тромбы» в сложившейся системе, ставятся проблемы и задачи, формируются программы и планы их решения.
Многое можно сделать наличными средствами: этим и занимаются предприниматели (в отличие, как учил Йозеф Шумпетер, от бизнесменов). Но часто, когда наличными средствами обойтись не удается, возникает спрос на новые знания, необходимые для решения поставленных проблем и изменения исходной ситуации. Спрос рождает предложение: рыночная система (вот здесь это важно) устроена так, что необходимые знания будут выработаны, а изобретения сделаны.
Другое дело, что ждать этой счастливой минуты можно долго. Поэтому важно, с одной стороны, вести непрерывный мониторинг, причем не только своей системы, но и ее деятельностного окружения вместе с их взаимосвязями, отслеживать процессы эволюции всего этого, прогнозировать ближайшие состояния и формировать упомянутый спрос заранее. С другой – иметь развитую и главное – мобильную систему исследований и разработок, способную такого рода спрос (или даже прямые заказы) удовлетворять – здесь и находится функциональное место науки.
Привычные для нас проблемы внедрения при такой организации дела вовсе не возникают. Обновляемая система деятельности готова к перестройке в целом, место для новшества в ней готовится, а само новшество разрабатывается не «вообще», а применительно к данному случаю, прицельно.
В свете сказанного понятно, что пресловутый «переход к рынку» оказывается необходимым, но недостаточным условием смены внедрения инноваций: для этого нужно как минимум выстроить альтернативную практике «внедрения» технологическую систему. Об этом и идет речь, но я говорю «как минимум», потому что одновременно ломается не только привычная организационно-управленческая логика, требует перемен господствующая ментальность, но проглядывает и новая онтология, новая картина мира.
Прикладная и фундаментальная наука
Начал бы я этот разговор с замечания о том, что противопоставление инноваций внедрению сильно напоминает противопоставление прикладной и фундаментальной науки.
Это сходство, конечно, не случайно: собственно прикладная наука пусть неосознанно, но формировалась как таковая в логике инновационной деятельности. Но мы привыкли с большим пиететом и даже придыханием говорить о науке фундаментальной: ее судьба нас заботит больше. Я ничего не имею против фундаментальной науки, однако здесь необходимо разобраться. На протяжении ХХ века в мире мышления и деятельности произошли колоссальные изменения, и только структура сферы науки по большому счету осталась в нашем сознании без перемен. Хотя это отдельная большая тема, здесь надо хотя бы коротко сказать о кардинальных сдвигах, которые зреют в нашем понимании структуры мира науки (да и нашего мира в целом), но, поскольку это процесс исторический, пока еще чаще воспринимаются на уровне «сумасшедших идей».
Первая из зреющих перемен относится как раз к понятиям прикладной и фундаментальной науки. Мы различаем науки этих двух типов, отправляясь от их назначения и содержания: фундаментальные науки изучают устройство нашего мира, занимаются выработкой новых знаний о нем безотносительно к их (знаний) употреблению. На основе их достижений сформировалось наше научное мировоззрение. Науки прикладные, напротив, заняты решением задач, возникающих на производстве, в практике, причем решения эти по большей части связаны с достижениями фундаментальной науки.
Интересно, что ярлычки «прикладности» и «фундаментальности» повешены на эти науки сообразно нашему мировоззрению, в основе которого лежит грандиозная картина природы, а над ней уж надстраивается все, связанное с нами самими, нашим обществом, нашим мышлением и деятельностью. Крамольная идея о том, что этот «пирог» повернут в нашем сознании вверх ногами и его можно и нужно перевернуть, возникла лет тридцать назад.
Действительно, не вернее ли будет считать, что мы живем в мире мышления и деятельности, в мире человеческой практики, а представления о природе и ее объектах вторичны? То есть в мире вообще-то много чего «есть» и «существует» независимо от нас, но формы представления этого сущего вторичны и производны от нашего мышления и практической деятельности, в том числе научной.
Вопрос, что и говорить, философский, но его новое решение влечет за собой очень много практических следствий. Одно из них состоит в том, что ярлычки прикладности и фундаментальности на науках разного типа меняются местами. Перевернув «пирог» вверх головой, естественно считать фундаментальными науки, изучающие человеческую практику, наше мышление и деятельность, а исследования природы отнести к приложениям, к надстройке. Такая «рокировка» напрямую связывается с переходом от идеологии внедрения к инновациям: в первом случае мы движемся от открытий в мире природы к их внедрению в практику, во втором – от возникающих в практике проблем к их решению с помощью выработки необходимых научных знаний, в том числе о природе и ее объектах.
По содержанию новые фундаментальные науки объединяются тем, что ориентированы не на привычные нам «объекты» разного рода, а на мышление и деятельность, применительно к которым сама наша фундаментальная схема субъект-объектных отношений оказывается нерелевантной. Это опять же философия, но и у нее есть свои практические следствия. В частности, возникает новая версия системного подхода, полного переосмысления требует сложившаяся еще во времена Яна Аммоса Коменского и совершенно окостеневшая система образования, возникает принципиально новое разделение наук: наряду с классическим делением на естественные, технические, социальные и гуманитарные науки во всем их множестве выделяются деятельностно и объектно ориентированные науки. Мы еще очень мало знаем о мире мышления и деятельности, но то, что мы уже знаем, заставляет вспомнить строфу Ломоносова: «Открылась бездна звезд полна┘» Однако хватит философии, поговорим лучше о вещах практических.
Типы деятельности
Формирование национальной инновационной системы связано с возникновением новых и переосмыслением старых типов мышления и деятельности, специальностей и профессий. Я сразу отложу в сторону обширную и далеко выходящую за рамки нашей нынешней темы проблематику работы с будущим: прогнозирование, проектирование, программирование и т.д. требуют специального и систематического обсуждения даже в газетном формате. Но два слова здесь можно и нужно сказать об аналитических деятельностях, которые тесно связаны с наукой.
На страницах «НГ» уже мелькало упоминание о мониторинге как необходимом элементе НИС. Следует иметь в виду как минимум две его важнейшие ориентации: во-первых, это наблюдения за текущим состоянием «нашей» системы деятельности, с которой мы непосредственно работаем (вместе с ее окружением: об этом говорилось выше), и, во-вторых, за другими аналогичными и в особенности конкурентными системами. Думаю, что здесь все понятно без комментариев.
Однако принципиально важно отличать от мониторинга дополнительную и даже парную к нему хорошо известную проектировщикам систему авторского надзора за уже идущими инновационными процессами. (В связи с этим я хоть в скобках подчеркнул бы необходимость и важность для НИС самого института авторства, авторских прав и ответственности.)
Система авторского надзора имеет как минимум четыре функции. Первая из них – это сохранение и поддержание смысла инновации, притом что содержание ее может меняться сообразно непрерывно меняющейся ситуации (скажем, законопроект может модифицироваться в ходе парламентских дебатов). Вторая – анализ, артификация и использование на пользу дела происходящих перемен: авторский надзор потому и авторский, что творческий. Третья – рефлексия и коррекция используемых методов и средств реализации своего инновационного замысла. Четвертая – контроль исполнения намеченных перемен на заключительном этапе их реализации.
Если мониторинг и авторский надзор мыслятся как осуществляемые непрерывно, то в ходе продумывания и реализации инноваций в некоторых «особых точках» – на границах особо важных этапов жизненного цикла инновации – осуществляются еще две парные работы: изыскания и экспертиза. Первые призваны прорисовать ситуацию, сложившуюся к этому моменту в подлежащей обновлению системе и ее окрестностях, вторая – подвести итоги сделанному и скорректировать дальнейшие планы.
Понятно, что все подобного рода занятия должны организовываться и управляться, а автономное существование перечисленных типов деятельности (и вместе с тем их обсуждение) имеет тем больший смысл, чем масштабнее намечаемые перемены. В масштабах малого бизнеса все это сливается воедино, но на уровне, например, национальных проектов без такой дифференциации трудно рассчитывать на успех.
Специального обсуждения требуют, конечно, место и функции науки в рамках НИС. Место это важное и достаточно определенное: его не стоит преуменьшать, но не надо и преувеличивать. Здесь в придачу к сказанному выше я добавил бы только, что традиционная функция объектно ориентированной науки – обеспечение разработки новшеств – в рамках изложенных соображений дополняется не менее важной функцией научного обеспечения самой инновационной деятельности вместе с сопровождающими ее занятиями. Для этого, а прежде всего для обеспечения организации и управления инновациями, нужна деятельностно ориентированная наука, в области которой Россия пока сильно обогнала Запад. Пока┘
Полагаю, что значение сказанного для формирования научной политики не требует комментариев. Нанотехнологии – дело хорошее, но они, как и освоение космоса, могут быть важными элементами содержания работы НИС, но никак не могут обеспечить ее формирование.
В заключение надо заметить, что, в сущности, я не сказал ничего нового: все эти соображения, изложенные здесь в тезисной форме, едва обозначенные или даже оставшиеся за кадром, публиковались на протяжении последних двадцати-тридцати лет в различных специализированных изданиях. О некоторых из них рассказывалось даже на страницах «НГ» и «НГ-Науки». Думаю, однако, что времена меняются и сейчас какие-то из этих (пока еще «сумасшедших»?) идей могут оказаться полезными при обсуждении путей формирования НИС. Я бы даже рискнул предположить, что ориентация на высказанные соображения поможет нам как минимум избавиться от традиционной кампанейщины, отмечаемой специалистами в этом деле.
Андрей Мельников