Сергей Шаповал -Семен, давайте начнем с формирования нашего артрынка в начале 90-х. Как протекал этот процесс?
- Незадолго до начала гайдаровских реформ на Западе рухнул рынок искусств, об этом сейчас забыли. И тут оказалось, что в Москве, где творятся всякие ужасы, наблюдается буйный расцвет искусства. Было время диких обогащений, и на этой почве начали создаваться корпоративные коллекции, поскольку в результате "русского бума" современное искусство вошло в моду. Но особенность коллекций состояла в том, что они возникали на основе вкуса не собирателя, а нанятого посредника-эксперта. Как правило, искусствоведа. Все настолько хорошо продавалось, что в какой-то момент сюда двинулись даже западные галереи. Это чудо рухнуло в одночасье в 1994 году вместе с уже забытым МММ. Оказалось, весь наш бизнес занимался только тем, что создавал финансовые пирамиды и крутил там деньги. Началась паника, все стали избавляться от коллекций в надежде вернуть свои деньги. Ну, естественно, цены рухнули, и на этом наш артрынок закончился, не начавшись. Наверное, никто не объяснил нашим нуворишам, что современное искусство набирает цену и "вес", именно "отлеживаясь" десятилетиями в серьезных коллекциях.
В середине 90-х бешеных денег уже не было, но зато появились быстрые. Новые русские, понастроив себе идиотских домов, затем стали делать себе офисы уже по мировым стандартам, и до них начало доходить, сколько стоит "цивилизованная" красота, а заодно и то, что в таком интерьере живопись с толкучек как-то не очень смотрится. Со своей стороны, архитекторы, создававшие эти интерьеры, стали составлять списки авторов, работы которых подходят к их стилю, и предлагать заказчику искусство "в пакете" с дизайном. В общем, опять возник некоторый спрос. Скажем, у Саши Бродского кто-то купил его композицию для украшения загородного дома, какие-то предложения поступали и мне. Эта тенденция была прервана дефолтом 1998 года.
- Вы хотите сказать, что сейчас на артрынке полный застой?
- Пару лет было совсем тухлых. Сейчас, при том что рынка формально нет, какие-то денежки зашевелились. Может, это связано с нефтедолларами? Иногда возникают забавные ситуации. Две мои картины, которые висят в постоянной экспозиция Третьяковки "Искусство XX века", приобретены национальной галереей на спонсорские деньги. А деньги дал канадский бизнесмен (правда, этнический русский). Это вполне симптоматично. Здешние богатые в современном искусстве ни бум-бум и вопреки легенде меценатством не заражены: предпочтут десятикратно заплатить Никасу Сафронову и повесить его в своих палатах.
- На начало десятилетия пришлось и активное зарождение галерейной жизни...
- Да, первая галерея возникла, кажется, в 1990 году, потому она и получила название "Первая галерея". Потом они начали довольно быстро плодиться. А несколько лет назад на выставке в Манеже Саша Якут сделал "кладбище" галерей-пионеров актуального искусства: поставил надгробия с их названиями - ни одной из них к тому моменту уже не существовало. Правда, чуть позже реанимировалась "Риджина", а потом сам Саша исчез со своей галереей и многими работами художников, в том числе с моим огромным живописным проектом. Так что судьба художника и его работ у нас полна тревог и риска.
- Шулерство?
- Пожалуй, нет. Шулерство предполагает мастерство, здесь скорее был уровень базарных наперсточников, ну, а многие вещи такого рода происходили и вовсе типа невзначай...
Ведь наши институции современного искусства по своей сути являются пародиями на западные - поскольку нет реального рынка. Когда галереи актуального искусства живут за счет продажи антиквариата, а критики актуального искусства на вернисажах этого искусства обсуждают между собой все тот же антиквариат, это не рынок, а комедия.
- То есть у нас нет ни одной галереи в нормальном смысле этого слова?
- Ну, может, и есть одна-другая, но это как раз исключения, подтверждающие правило. Ну как они могут стать "нормальными", когда нет покупателя - коллекционера? Единственным открыто присутствующим на рынке коллекционером является государство. А если и появляется редкий приватный коллекционер, так он по совокупности разных обстоятельств прячется в тень и жмется по стенкам. Ну, может, новая ставка налогов как-то нормализует ситуацию.
- Как сказывается отсутствие рынка на качестве живописи в целом?
- Трудно сказать. Может, и положительно сказывалось бы - если бы живопись была. Вообще сегодня трудно говорить, что из себя представляет современное искусство. Угар, когда, кроме Кулика и Бренера, критики никого не считали современными художниками, вроде миновал. Экспертиза, кажется, настроена отслеживать текущие процессы, но о живописи, по-моему, говорить поздно (или рано). Скорее можно говорить, что освобожденную живописью нишу занимает фотография, поскольку она удовлетворяет тягу зрителя (покупателя) к загрузке своих глаз как органов чувств. Продвинутые галеристы все чаще выставляют фотографию, и ее количество (процентное) на наиболее значимых выставках и ярмарках растет год от года. Появляется много новых фотографов, в том числе из бывших художников-станковистов. Я вот тоже увлекся.
- Кстати, об угаре, связанном с именами Кулика, Бренера и прочих. Многие утверждают, что дальше дешевого эпатажа здесь дело не шло.
- Была пройдена стадия предельной элитарности и эзотерики. Потом возникла потребность напомнить о себе и для этого пойти в массы: в стихию слухов, сплетен, новостных программ. Кулик и Бренер и двинулись в этом направлении, хорошо просчитав ожидания Запада. Россия с какого-то момента снова стала пугалом в тамошнем сознании, и тут появляется злая и кусачая русская собака, которая к тому же шокирует и эпатирует всех своим видом: идеальное предложение на очевидный спрос. Или Бренер, сначала испражнявшийся в музеях у культовых картин, а затем набрызгавший знак доллара на квадрат Малевича в Голландском музее: русская агрессия против культуры.
- Вы можете дать название прошедшему десятилетию художественной жизни?
- Я бы не судил однозначно. Вот Третьяковка сделала экспозицию "Искусство XX века", художники, критики, кураторы - все в устных разговорах ругались, плевались - всех она не устроила. Но ведь, вообще говоря, возник предмет для серьезного и обстоятельного - "системного" - разговора не только в кулуарах, а его никто так и не начал. Может быть, проблема прошедшего десятилетия состояла в том, что было изумительно мало рефлексий и анализа: все кратчайшим путем шли к пустым штампам, к каким-то обзываниям.
Мне кажется, сейчас наступает интересный период, вернее, может наступить. 90-е годы были временем реальной свободы, и актуальное искусство скоро оказалось в некотором загоне - на периферии культурного внимания. Все бросились на телеэкраны, в рекламу, стали писать в газеты и журналы. Сейчас в пространстве актуального искусства, с одной стороны, повысилась культурная вменяемость, а, с другой, оно по-прежнему находится вне госпризора и госнадзора (пока по крайней мере). Есть возможности свободного самовыражения - даже когда имеешь дело с государственными структурами. Вот это отсутствие давления и самоцензуры в сочетании с тем, что стали бродить какие-то деньги, создает некоторое оживление. Трудно сказать, во что оно выльется.
