0
3787
Газета Стиль жизни Печатная версия

29.03.2022 19:16:00

Да здравствуют растрепанные книжки!

Прикасаясь к страничкам, вышедшим из-под печатного станка столетия назад, заряжаешься некой энергией

Юрий Гуллер

Об авторе: Юрий Александрович Гуллер – член Московского союза писателей, литератор.

Тэги: библиотека, библиофил, истории, человеческое общение


библиотека, библиофил, истории, человеческое общение Истинный библиофил пребывает в постоянном поиске книжного раритета. Фото агентства «Москва»

Библиофилом я никогда не был. И теперь уже не стану никогда. Хотя домашняя библиотека у меня и по меркам докомпьютерной (почти доисторической!) эпохи была вполне приличная – около 10 тысяч «единиц хранения» (так, кажется, говорят библиотекари?), а по нынешним временам всеобщей интернет-грамотности и практически столь же всеобщей «бумажной неприязни» и вовсе запредельная. Порой знакомые с ужасом в голосе спрашивают: «И где же ты хранишь все это? Для жизни-то место остается?»

На что я скромно этак отвечаю: «Остается… Да и что же это за жизнь – без книг?»

Многие после этого снисходительно улыбаются и удаляются с айфоном или планшетом в руках, где они все время находят для себя что-то очень занимательное… Мне при этом почему-то вспоминается анекдот начала 1990-х, где цитируются размышления нового русского: «Всю ночь читал пейджер. Много думал». Для нынешней молодежи сообщаю, что пейджер – это как бы предшественник и мобильного телефона, и айфона, и айпада, который способен был отправлять и принимать только письменные сообщения, что-то вроде нынешних СМС. Вот и мой собеседник удаляется куда-то, где я ему не буду мешать читать его айфон и много при этом думать…

Так вот, библиофилом я никогда не был. Ведь как настоящий библиофил относится к своей библиотеке? Он ее бережет. Он ее стережет. Он ее «комплектует» всем, чего у него по каким-то причинам пока еще нет. Он ее холит. Страстно, с упоением и предельным ужасом перед каждым случайным пятнышком на странице с оглавлением!

У меня есть знакомые библиофилы, которых я глубоко уважаю за их любовь к бумажной книге, перед которыми я преклоняюсь, а временами даже завидую. Один из них сообщил мне недавно по телефону: «Купил собрание сочинений такого-то писателя! Идеальная сохранность! Похоже, что ни один том никогда не открывали!» – «Так у тебя же все это уже есть? Зачем тебе два собрания сочинений?» – «Что ты, что ты! У моего и потертость некоторых суперобложек, и вообще видно, что оно не раз читаное! Хочешь, я тебе его подарю?» Но и у меня собрание сочинений этого автора уже есть. И сразу видно, что оно очень даже читаное. А некоторые любимые мною тома и вовсе почти зачитанные. Но мне они тем и дороги!

Между прочим, о зачитанности одних томов и нетронутости других. Это важно, если, конечно, домашняя библиотека существует не для престижа, не для парадности. У дореволюционных изданий отношение хозяев к купленным ими книгам можно было вполне успешно определить по состоянию полученных из издательства книг. Книги часто продавались, как говорилось в ту пору, «в папке», или в тетрадях с неразрезанными страницами. Собрания сочинений русских классиков знаменитой библиотеки Маркса, выходившей в течение почти четверти века как приложение к журналу «Нива», поступали подписчикам в тетрадках, по одной в качестве приложения к каждому номеру (всего 52 тетрадки за год). Они-то и должны были составлять потом цельные тома. Две-три-четыре «книжки» – том! К ним отдельно досылались издательские твердые переплеты. Но многие переплетали книги у какого-то переплетчика в соответствии со своим вкусом. Переплет предполагал обрезку книжных блоков под формат.

64-8-3480.jpg
Из анекдота начала 1990-х, в котором
цитируются размышления нового русского:
«Всю ночь читал пейджер. Много думал». 
Фото PhotoXPress.ru
В наше время на полках букинистических магазинов и в частных библиотеках встречаются как сочинения классиков в тетрадках с бумажными обложками, так и целые тома. Причем отдельные тетрадки с неразрезанными страницами встречаются достаточно часто. А значит, их за 100 с лишним лет так никто и не раскрыл!

Опять повторяю, что я – не библиофил. В те времена, когда я работал в газетах и журналах, многие мои книжечки, купленные в разное время в букинистических магазинах Москвы, «работали» вместе со мной. Откроешь для себя какого-нибудь поэта начала ХХ века, о котором ничегошеньки не знаешь. Потом наткнешься на его имя в чьих-нибудь мемуарах. Обычно таковой упоминается мимоходом, перед стандартной концовкой «и др.». Потом полезешь в справочники, перелистаешь доступные журналы соответствующей эпохи, что-то, возможно, выловишь в интернете, и неизвестный ранее автор становится реальным человеком! Со своими привычками, литературными и житейскими дружбами и враждами... И часто его жизнь, его судьба раскрывается в каком-то полном соответствии с эпохой, которая была его временем. И поэт оживает. А ты пишешь заметку, очерк, литературный портрет. Приятно, ей-богу! А все началось с маленького затрепанного сборника стихов, купленного на книжном развале…

Ну, и фотография книжки, а если удастся найти портрет автора – то и его в дело. Сколько «малых мира сего» я так для себя открыл, сколько имен расшифровал! Книжка, даже очень старая, должна жить и трудиться в руках владельца. А иначе зачем ее тогда «выводил в люди»?

Правда, старые книжки при постоянном перелистывании, общении с редакционным фотографом (а в совсем новые времена – еще и распластывании в сканере) имеют обыкновение портиться. Бумага старая, ломкая, нитки, скрепляющие книжные блоки, давно уже не такие крепкие, переплет (если есть) совсем ненадежен. Вот книга, с точки зрения библиофила, и теряет в цене, «портится». Но я ведь не библиофил! Для меня маленький сборник после такого использования приобретает совсем особую ценность.

Моя библиотека уже давно не пополняется тонкой струйкой новинок. А что касается любимых мной изданий 100-летней и более давности, то тут и вовсе полное затишье – нынешние цены на книжный антиквариат не очень-то согласуются с жизнью пенсионера. Хотя я иногда и спрашиваю себя: а как же они, эти самые цены, согласовывались с зарплатой советского инженера, очень невысокой? Они, цены, правда, были в те времена чуть-чуть иными, но по отношению к стоимости ежедневного обеда выглядели не намного предпочтительнее. Или просто я постарел и руки уже не ощущают трепета от прикосновению к томику стихов, выпущенному в далеком 1922 году? Может быть, и так.

Хотя нет, не так. И сейчас, как когда-то, я, прикасаясь к страничкам, вышедшим из-под печатного станка 100–150–200 лет назад, заряжаюсь какой-то энергией, как некоторые люди получают заряд бодрости, обнимая ствол березы или ясеня. Только это энергия не природы, а человеческого общения. Общения через годы, через поколения, через время… 


Читайте также


Риторика с сахаром и без

Риторика с сахаром и без

Юлия Безобразова

Прошел V литературный фестиваль «Проксима Центавра»

0
264
Разговора не получилось

Разговора не получилось

Елена Бучумова

Библиофилы посетили Гатчину и Царское Село

0
374
Белорусские власти призвали книготорговцев к самоцензуре

Белорусские власти призвали книготорговцев к самоцензуре

Дмитрий Тараторин

Активизировалась борьба с литературой, "наносящей вред национальным интересам"

0
2382
Оптимальный дамский вариант. Несколько историй о городской стихии, флоре и фауне

Оптимальный дамский вариант. Несколько историй о городской стихии, флоре и фауне

Мария Давыдова

0
8577

Другие новости