Макс Нитченко Борис Кагарлицкий. Политология революции. – М.: Алгоритм, 2007. – 576 с.
Трудно отрицать, что середина 1980-х – начало 1990-х годов были периодом беспрецедентного отступления левой идеи в мировом масштабе. Анализ причин этого кризиса образует исходную точку размышлений политолога левого толка Бориса Кагарлицкого.
На протяжении примерно века (за исключением краткого периода подъема фашизма) термины «левый» и «прогрессивный» были синонимами. Это означало, что левые в общественном сознании двигались в том же направлении, что и общий культурный поток, а правые, напротив, какие бы политические успехи они ни одерживали, находились как бы в постоянной обороне.
Все радикально изменилось в середине 1980-х годов. Буржуазия впервые с XIX века вновь обрела наступательную идеологию. Неолиберализм сумел представить себя как динамичную модернизирующую силу, обвинив рабочее движение, левых и профсоюзы в консерватизме, косности, враждебности техническому прогрессу и стремлении пожертвовать будущим ради сегодняшнего дня и привилегий.
Изменения, кризис и упадок, наблюдаемые в левых партиях на протяжении большей части 1990-х годов, выглядели особенно парадоксально на фоне их относительной электоральной устойчивости. В большинстве случаев, победив на выборах, левые не только не отказывались от неолиберального курса своих предшественников, но, напротив, начинали проводить неолиберальную политику гораздо более жесткими методами и в больших масштабах, чем консерваторы. Лидеры социал-демократии назвали это «новым реализмом», или политикой «третьего пути», хотя, как отмечает Кагарлицкий, никакого собственного пути они вообще не предлагали: вся их политика и идеология сводились к тому, чтобы доказать свою лояльность элите финансового капитала.
В то время как массы левели, политики правели. «Левые правительства» оказались во многих странах правее консерваторов. Во Франции именно социалисты развернули массовую приватизацию. В Германии именно социал-демократы приступили к демонтажу «государства всеобщего благоденствия».
Сочетание стабильных, а порой и успешных результатов левых партий на выборах с глубоким внутренним разладом заставляет искать объяснение этого парадокса не в анализе конкретных политических решений, а в чем-то другом. По мнению Кагарлицкого, успехи на выборах отнюдь не свидетельствуют о преодолении кризиса социалистического движения. Просто кризис не имеет ничего общего с электоральной слабостью или узостью социальной базы. Напротив, он вызван бюрократическим перерождением старых рабочих партий, организационным авторитаризмом и моральным бессилием.
Левые не решаются ни открыто отказаться от своих традиционных ценностей, ни последовательно их отстаивать. По словам Кагарлицкого, это ситуация классического невроза. Политики боятся собственного успеха, инстинктивно и бессознательно стремятся его уничтожить или свести к минимуму. Можно сказать, что после 1989 года невроз парализовал их волю к борьбе.
Там, где благодаря радикальным лозунгам левые резко увеличивали число сторонников, они тут же отказывались от своих собственных идей, надеясь приобрести «респектабельность» и доказать правящим элитам свою безобидность. В итоге они теряли сторонников, после чего и правящие партии утрачивали к ним интерес. Разочарованные же избиратели обращались к более радикальным группам. Когда последние побеждали на выборах, то повторяли эволюцию своих предшественников.
Однако если начало 1990-х было трагическим временем для левого движения, то в конце десятилетия, по мнению Кагарлицкого, появилась возможность вырваться из «невротического круга». Резкий и неожиданный подъем левого радикализма привел к формированию движений новой волны, использующих сетевой подход к решению организационных задач. Наибольшую известность получило антиглобалистское движение.
Окажутся ли левые движения новой волны на высоте исторической задачи? Как легко догадаться, Кагарлицкий увязывает этот вопрос с тем, удастся ли им возвращение от размытости и двусмысленности постмарксистского теоретизирования к жестким и простым истинам классического марксизма.
