Сергей Дмитренко
Михаил Попов. Преображенская площадь: Повести и рассказы.
– М.: Академика, 2012. – 480 с.
Михаил Попов. Серебряные веки: Стихотворения.
– М.: Академика, 2010. – 80 с.
В 1970-е годы нам, студентам Литературного института, объясняли, что нормальное время продвижения книги к читателю – три, минимум два года. Тогда не было персональных компьютеров и Интернета, немногие в СССР агрегаты «Эра» – предтеча ксероксов – находились под надзором сотрудников КГБ и т.д. Сегодня через ЖЖ и «ФСБ-ук» любой текст, в том числе в виде электронной книги, не только теоретически можно в течение дня сделать достоянием человечества, подавно России.
 |
При этом поэтическая книга лауреата нескольких заметных и других литературных премий Михаила Попова попала мне в руки в начале текущего года, на титуле стоит: 2010, напечатана она фактически в 2011-м, а дальнейшая судьба тиража неведома даже автору. Не думаю, что более ласковая судьба предначертана сборнику повествовательной прозы Попова, итожащему его тридцатилетние труды на ниве искусства русского рассказывания. В эпоху тотальной информированности мы оказались тотально отчуждены от интересных нам и даже необходимых сочинений. Это небезнадежно, перспективы преодоления, опять-таки с помощью Интернета, брезжат, но пока так.
Издание этих книг Михаила Попова, за творчеством которого слежу много лет, вызвало размышление и о другой стороне продвижения авторского произведения к читателю. Этот носитель фамилии Попов работает в литературе, где очень заметны и заслуженно известны Попов Валерий Георгиевич, заглавие блистательной титульной повести которого, «Жизнь удалась», давно растаскано на банальные слоганы, и Попов Евгений Анатольевич, прорвавшийся через центрифугу коллективного «Метрополя» к собственному, мгновенно узнаваемому голосу. Казалось бы, и третий здесь – не лишний, а по нашей фольклорно-распивочной традиции – и необходимый. Но получается как-то так, что достоинства написанного Михаилом Поповым отдельно, а известность у читателей – отдельно.
Мысль моя боится выйти
смелою,
но при этом жаждет
быть свободною,
ничего, пожалуй, я не делаю
лишь тогда, когда вовсю
работаю, –
пишет Попов в стихотворении «Жалобы», и в обозначенных им парадоксах, может, кроется объяснение происходящего, то есть, по сути, не происходящего с ним. По своей творческой природе Михаил Попов – эстет, словесный жонглер-эквилибрист. В его учебной мастерской сразу бросаются в глаза портреты Набокова, зарубежного мастера прозы ХХ века (лицо в стиле Арчимбольдо), классика мировой фантастики того же периода (мерцающая голограмма, подмигивающая то Лемом, то Шекли), но там же прямо на стене начертана цитата из Юрия Кузнецова, благословившего в 1989 году большую подборку стихотворений Попова: «…свой среди своих и чужих, но между тем – обособленный и сосредоточенный в себе самом и трудно обдумывающий житье-бытье».
Может быть, действительно разгадка книг Попова, ускользающих от раскрытых навстречу им рук читателя, именно в этом, нацеленно равнодушном его отношении к какому бы то ни было пиару. Постоянно и виртуозно играющий со словом в своих книгах, Михаил Попов не хочет поиграть на пользу продвижения написанного им.
В замечательной – вдруг от первого лица – повести Попова «Идея», которую по внешности можно назвать автобиографической, но таковой, зная изощренность игрового начала у Попова, не назову, читатель явно выводится на историю, согласно которой настоящая фамилия Попова – Бут, а Попов он по краткосрочному отчиму.
 |
| По-настоящему живы только те города,
где сносят памятники. Иллюстрация из книги «Преображенская площадь» |
А что, даже если это придумано, то со всех сторон неплохо. Представить только: в середине 1980-х в литературе появляется молодой Михаил Бут, а затем с этим именем выходит все то, что написал поэт и прозаик, нынешний Михаил Попов. И все издал не в каких-то полуслучайных издательствах и ежемесячниках, а на страницах флагманов главной российской литературной тусовки. Качество позволяет (а вариант возможен – сравните траекторию литературной судьбы Владислава Отрошенко). И как бы воспринимался в этом разе, например, творческий багаж лауреата премии Smirnoff-Букер Михаила Бутова, однажды крикнувшего в прямом эфире графоманам (а может, и не графоманам): «Писать надо уметь!»?!
А там, глядишь, и проза Михаила Бута в соотношении с прозой Валерия Попова и Евгения Попова читалась бы не так, как сейчас – прозой однофамильца, Михаила Попова (можно и перепутать), а в общем контексте повествовательно-игровой традиции в современной русской литературе.
Всё вокруг неудержимо
вертится,
ничего при этом
не случается.
Бог ведь есть,
но плоховато верится.
Смерть страшна,
а жизнь не получается.
Все тезисы этой рецензии легко проверить, прочитав обозначенные книги Михаила Попова. Могу обещать: скучно не будет. Если, конечно, для начала удастся их разыскать (см. начало).
