Андрей Мартынов
Бездомность – одна из главных метафор прошлого века. Аркадий Рылов. Грязная дорога. 1928. ГТГ
В свое время Александр Блок в поэме «Возмездие» задался вопросом сравнения «железного» и «воистину жестокого» XIX века с ХХ. «Двадцатый век... еще бездомней,/ Еще страшнее жизни мгла/ (Еще чернее и огромней/ Тень Люциферова крыла)», – с сожалением заключил поэт.
Пожалуй, «бездомность» может быть одной из наиболее точных метафор минувшего столетия. Две мировые войны всколыхнули миграционные процессы, изменив этнически и социально карту мира.
Книга современного историка Первой мировой войны Ирины Беловой (Калуга) рассматривает судьбу беженцев и военнопленных, ставших неким – возвращаясь к стихам Блока – «пророчеством о нашем дне».
Историк пишет о беженцах из западных губерний Российской империи, о судьбе интернированных граждан центральных держав (Германии, Австро-Венгрии, позднее Турции и Болгарии) и собственно военнопленных.
Чем был вызван отток гражданских беженцев (наиболее многочисленной группы)? Ведь по обычаю войны они не подлежали каким-либо репрессиям со стороны неприятеля. Более того, подобные акты рассматривались бы как варварство. Ведь уже грабежи солдат Карла XII во время Северной войны вызывали нарекания. Хотя, конечно, определенный процент насилия в армиях, увы, все-таки сохранялся.
Дело в том, что война 1914 года была первой полномасштабной мобилизационной войной. Сражались не кадровые, а призывные армии. Тем самым правительства стран, вынужденных в ходе кампании отдавать часть своей территории, стремились эвакуировать ее жителей, исходя не только из принципов гуманизма («своих не бросаем»), но и желая сберечь мобилизационный ресурс.
Белова подробно пишет об изменении положения беженцев и военнопленных после переворота 1917 года.
 |
| Ирина Белова.
Вынужденные мигранты: беженцы и военнопленные Первой мировой войны в России. 1914–1925 гг. – М.: АИРО-XXI, 2014. – 432 с. |
Естественно, новой властью были распущены все дореволюционные организации по делам беженцев. В частности, оперативно созданный в сентябре 1914 года Комитет для оказания временной помощи пострадавшим от военных бедствий. Интересно, что вместе с ними распустили и Центральное правление Всероссийского союза беженцев, избранное в ноябре 1917 года, и Советы беженцев, созданные уже в советский период. Боялись независимости стихийно возникших структур или стремились к некоей унификации?
Что же касается военнопленных стран центральных держав (к нам в плен попало около 2 млн человек), то они, как и граждане России, стали объектом коммунистической пропаганды. Последнее, наряду с общей разрухой и с желанием большевиков использовать их труд (не хватало профессиональных кадров) предопределило задержку в возвращении на родину. В данном случае недавние бойцы оказались такими же заложниками, как и жители новых государств, возникших на окраинах Российской империи. Уже к началу марта 1919 года советские спецслужбы приостановили рассмотрение ходатайств о выходе из российского гражданства для уроженцев всех местностей, кроме Польши и Финляндии.
Еще одной проблемой было отсутствие средств на нужды беженцев со стороны центральных властей. Как следствие, от голода и болезней, отмечает Белова, «по далеко не полным сведениям, собранным по 7 уездам из 12» Рязанской губернии в 1918–1919 годах умерли 460 беженцев. А в Жиздринском уезде с лета 1918-го по конец 1919 года – 300 человек (сведения также неполные).
Не менее «прохладное» отношение было и к собственным военнопленным. Около 600 тыс. возвратились самостоятельно. И примерно столько же усилиями советских государственных структур.
В итоге некоторые из беженцев и военнопленных вернулись лишь в 1925 году, спустя семь лет после окончания войны. Высокая плата за ошибки большой политики. Впрочем, за них всегда платит маленький человек.
