Зачем химику Кант

Философия для обывателя – это в первую очередь сложные, а зачастую и вовсе непонятные фолианты, которые ему приходилось (или еще приходится) читать и конспектировать в институте или университете. И понять такого человека можно: так ли нужна эта обязательная для всех высших учебных заведений дисциплина? Что дадут, допустим, диалоги Платона будущему экономисту? Зачем Владимир Соловьев инженеру или Иммануил Кант химику? Впрочем, и для гуманитария (которому, отметим, вне зависимости от избранной им специальности философия, напротив, необходима) она нередко не менее трудна. Почему?

Думается, оттого, что философию преподают как историю последовательно возникающих идей и концепций. И это верно: без Канта и Гегеля будет непонятен Шопенгауэр, а без того же Шопенгауэра – Ницше или экзистенциалисты. Вот только создание той или иной системы не ограничивается исключительно подобной эволюцией. Все-таки настоящий мыслитель мало похож на среднестатистического геймера, который на компьютере собирает пазл: сюда мы положим кусочек философии Гегеля, тут вставим блок из Маркса, рядом добавим психоанализ и получим фрейдомарксизм.

Для понимания творческого процесса не менее знания трудов необходим биографический контекст. Чем жил тот или иной философ, о чем писал в письмах, какие любил книги, куда предпочитал ходить. Судите сами: одно дело читать самого Ницше, который писал о себе: «почему я так мудр» и одновременно «почему я так умен» и «почему я пишу такие хорошие книги». И другое – читать мемуары о нем, свидетельствующие о скромности и деликатности создателя «По ту сторону добра и зла». О том, как в беседах он поражал «сердечностью», отличался «девичьей непосредственностью», а за внешней торжественностью «таились мягкий юмор и озорство». Или как искренне переживал, что, увлекшись чтением лекции, невольно задержал студентов. Ведь подобная биографика по-новому освещает мысли Ницше, высказанные в книгах.

Зачастую не меньше воспоминаний интересны и содержащиеся в частных письмах характеристики или оценки. Возьмем, например, мнение о философе Петре Струве, данное его коллегой, другом и будущим биографом Семеном Франком в послании к Николаю Бердяеву. Касаясь руководства Струве консервативной газетой «Возрождение», которую он называл не иначе как «чистейшим духовным варварством», Франк писал: «Струве, внутренне, конечно, неизмеримо глубже и шире своих соратников, но он сознательно окружил себя тупицами и бурбонами». Лично близко знавший Струве Бердяев, который также «совсем не мог перенести» газету, соглашался со своим корреспондентом.

Важно, что сами мыслители нередко стремились выйти за границы собственной профессии. Тот же Бердяев и Николай Лосский писали о Достоевском, Лев Шестов – о Тургеневе, Василий Зеньковский – о Гоголе, а Альберт Швейцер и Ханс Урс фон Бальтазар – о Бахе и Моцарте соответственно. Подобная широта взглядов также достигалась их участием в различных интеллектуальных обществах и периодических изданиях, призванных осуществить диалог между различными родами искусства. Думается, когда этого удавалось достичь, тогда и философия переставала быть непонятной.