Елена Недошивина
Сергей Образцов считал, что кукла – связующее звено с иным, высшим миром.
Фото с сайта www.goskatalog.ru
Где я только не работала в своей жизни – и в газете, и на «Союзмультфильме», и в школе. К сорока годам оценивала людей по аналогии, примерно так: «Этот новенький очень похож на такого-то журналиста, тот – совершеннейший интроверт, как большинство художников, а эта как наш биолог. Думала, что знаю все психотипы и модели поведения. Внутри себя с легкостью щелкала ребусы человеческих характеров.
Но моему характеру не идут уверенность и самомнение. Как только подобное случается, жизнь преподносит какой-нибудь «сувенир», и я опять плутаю в Курильских зыбких туманах.
Еще работая в гимназии, я вернулась к давно забытому детству, к куклам. И постепенно они выдавливали все прочее из моей жизни. И тогда, уйдя в никуда из гимназии, я окунулась и захлебнулась.
Я делала кукол с упорством маньяка, целовала свои руки, когда им удавалось точно передать образ, который я представляла. Кукол становилось все больше, а моего восторга все меньше. Это, знаете, как просто копить деньги, не вкладывая и не тратя их. Да, куколки иногда продавались, дарились. Но смысла в них не было. Смысл был только в процессе создания, а потом они мне были неинтересны.
И тогда я подумала: «Чего бы я хотела?» И честно себе ответила: «Работать в кукольном театре и создавать подобие жизни, бутафорию. Потому что у куклы, сделанной для театра, настоящая жизнь начинается только после ухода от создателя. А театр, потому что здесь играют в жизнь. «Всё в театре искусственно: место, обстановка места действия, освещение и текст пьесы. Не странно ли, что человек здесь настоящий, а не искусственный? Великие законодатели прекрасного – греки отлично понимали подобное несоответствие, наделяя актеров масками, толщинками, котурнами, обращавшими живых лицедеев в некое подобие кукол, которые были в большей гармонии с окружающим их на сцене», – говорил актер, художник и режиссер Николай Евреинов.
Я закинула невод в интернет и села ждать на берегу. Ждала недолго, дня два. Мне позвонили и пригласили, я в отличие от моих куколок не могла в это поверить. Пришла на собеседование не одна, в группу поддержки взяла куклу Серафиму. Все куколки, которых я когда-либо делала, имели свои задачи (я говорю только об авторских). Сделать аккуратно и тщательно – это тоже цель. Одна была с картинки и с иголочки – для выставки. Потом мне случайно попались две лайковые старинные перчатки, и, взяв их за основу, я сделала двух бибабо в стилистике Серебряного века. Еще мне захотелось вытащить в объемное пространство персонажа картины Мунка «Крик». Также была девочка с синдромом Дауна, я хотела разобраться, кто такие эти люди, ведь чтобы слепить, сделать подобное, надо перелопатить кучу материала и фотографий. Но кукла Серафима особенная. Ее я создавала для себя – как собеседницу. В образ ее вплелись и мои бабушки-блокадницы, и подруги, и интересные книги.
Так мы вдвоем с Серафимой и пришли в Харитоньевский переулок, где были мастерские театра, бухгалтерия и прочие службы. И нас, как ни странно, приняли. Невзирая на отсутствие специального образования, рекомендаций или хотя бы стажа работы в мастерских.
В театре я поняла, что существует еще один загадочный тип людей – актеры, или люди с кишками наружу. У них три страсти. Первая – показать себя людям. Вторая – жить на пределе, испереживаться так, чтоб на щеках смешались слезы радости и смеха. Третья – наблюдение за внешними признаками всего движущегося, с тем чтобы потом в правильном месте скопировать и повторить. Мир они познают через движения и эмоции.
Как-то давно мы принесли в мастерскую цветок в горшке, смешной, пучок листьев на тонком стебельке. В это время зашел в мастерскую актер, нечаянно задел бедром стол, на котором затрепыхалось растение. Прервав историю, которую он нам самозабвенно (актеры все делают самозабвенно) рассказывал, он непроизвольно и смешно повторил движение цветка, а потом как ни в чем не бывало продолжил рассказ.
Но так как я работаю в кукольном театре, то могу наблюдать только за актерами-кукольниками. А они в линейке актеров самые скромные. Актер Валерий Гаркалин начинал в театре кукол. Потом ушел, отметив: «Чтобы быть хорошим кукольником, надо очень любить куклу, а я себя люблю больше». Кстати, свою карьеру многие актеры начали именно с профессии кукольника: Юрий Богатырев, Зиновий Герд, Сергей Гармаш и так далее.
|
|
Актер-кукольник – слуга двух господ, и режиссера, и куклы. Фото из архива автора |
В-третьих, надо мастерски использовать возможности куклы. Оживить ее, используя только вагу (конструкция, на которую крепятся нити или жилки, идущие от сочленений куклы) и жилки, которые соединяют человека и куклу.
В-четвертых, надо обладать отменным здоровьем. Попробуй подержать на вытянутой руке 2–3 кг дерева, папье-маше и прочей кукольной плоти в течение хотя бы 15 минут. Большинство актеров носят корсеты, так как возникают проблемы со спиной. И если сломанную марионетку можно починить у нас в мастерской, то сломанным актерам раз в год приходится проходить курсы лечения и массажа.
В-пятых, в кукольном театре актер – слуга двух господ, и режиссера, и куклы.
Иногда я хожу на репетиции спектакля. Это вызвано необходимостью. Надо посмотреть, как работает марионетка. И вот режиссер бегает по залу, смотрит, со всех ли сторон детям будет видно ширму. Не забывает смотреть и на сцену. Там работает кукла. По сценарию кукла одна, она ничего не говорит и не двигается, типа прислушивается.
«Дыши! – кричит вдруг режиссер. – Кукла должна быть живая!» Кукла дернулась и правда задышала, а помог ей сделать этот вздох актер-кукловод. Сценарист, драматург, режиссер, художник, скульптор, основатель Тбилисского театра марионеток Резо Габриадзе говорил: «Если персонаж упал, поставь на коленке пятно. Спектакль живет, пока зритель шепчет: «А что было с ним до этого?»
Мне кажется, быть актером-кукольником намного труднее. Ведь если ребенок, а обмануть его сложно, видя марионетку, смотрит не на руку, ведущую куклу, не на нити, двигающие куклу, не на актера, а в глаза кукле, то это настоящее волшебство.
Нельзя обойти вниманием и само помещение театра, такое же живое и обладающее своим характером. Как-то, преодолев страх, я с утра заглянула в сумрачный зрительный зал театра: темно и таинственно и слышится тихое мерное дыхание. Испугалась и сбежала в мастерскую.
Был еще один случай, когда театр подложил мне свинью в виде крысы. Подметая мастерскую, чтобы с новыми силами и в чистоте строчить километровые кулисы, я вымела из угла почившую и давно уже мумифицированную крысу. Причем, как она оказалась там, ума не приложу. В этом месте мы мели, и не раз. Видимо, она карабкалась из последних сил, цепляясь лапками за провода и старый мрамор Дома культуры постройки 1956 года, чтобы я наконец увидела ее. И, не дойдя до финиша, издохла и иссохла. Я взвизгнула, постояла минуты три, рассматривая, потом взяла себя в руки и смела ее в совок. Бережно опустила на груду выметенных бархатных лоскутков – остатков от новой кулисы, посчитав такое погребение символичным и торжественным. Покойся с миром, старая театральная крыса, и пусть кулисы тебе будут пухом. Конечно, я не трусиха, но пускай эта крыса будет сиротой. Символичным было то, что как раз «планшетными крысами» в императорских театрах называли бутафоров и прочих незаменимых работников кисти, иголки и молотка.
Как понять по мусору цивилизации, какие мы были, чего хотели, к чему стремились? И думаю, все то рукотворное, нами, людьми, сделанное, и будет отгадкой про нас – людей. А куклы в первую очередь. Когда я сделала свою первую настоящую куклу, я поймала себя на успокаивающей мысли: теперь мое «я» останется в культурном слое цивилизации. И моя деятельность на земле оставит отличный от других след.
