Титусы Советологовы НЕПОСТИЖИМЫМ образом разнесся по Москве странный слух: мол, если в день 31 декабря в канун рубежного, 2000, года позвонить мне, Титусу, и высказать потаенные свои желания - они непременно сбудутся. Предрассудок, конечно, но все равно приятно.
...Первым, в ноль часов пять минут позвонил Вольфович.
- Понимаешь, Титус, годы идут, а я все полковник. Хочу звезду. Пусть одну, но большую.
- Подумаем, - говорю. - А сколько у тебя голосов в Думе?
- Да всего девятнадцать пока. Мало? - и слезы в голосе.
В четыре утра позвонил Александр Иванович. У них в Красноярске давно уже день.
- Чем, - спрашиваю, - могу тебя поддержать?
- Меня, - рычит, - поддерживать не надо, я сам хожу. Только нельзя ли, чтоб все алюминиевые дела были у меня, в государственническом мудром кулаке, и чтоб все временные управляющие строем ходили?
Геннадий Николаевич, старый аппаратный волк, позвонил ровно в девять ноль-ноль.
- Нельзя ли, - говорит, - чтоб меня губернатором? Для начала - области, а там посмотрим... С людьми страсть как хочется поработать - с депутатами надоело.
И вот наконец долгожданное: Сергей Кужугетович. Вроде - триумфатор, а голос - грустный.
- Опять, - говорит, - меня в самый первый класс отправляют, в министры то есть. Только добрался до десятого, вышел с золотой медалью, думал, дальше институт, кандидатская, докторская, а они - снова здорово...
А я ему - иди, мол, друг сердечный, теперь не в школу, а в лицей - другим выйдешь человеком... Ритором и оратором.
А потом был звонок из Кремля. От кого - сказать не могу, сознаюсь только в мемуарах. Говорит: мы здесь, Титус, устали от грязных, понимаешь, технологий. Россия, понимаешь, на подъеме, дела идут, так не возглавишь ли, Титус, фракцию в Думе? Лучше - "Медведя" заединенного. А то у нас с кадрами напряженка. Хоть Шумейку какого из небытия отзывай, хоть Рыбкина...
И только два аппарата самой прямой связи молчат: один - звездно-полосатый, с ихним, вашингтонским, Белым домом соединенный. Оно и понятно: бедолага Клинтон Новый год не любит, у него на елки аллергия.
И второй, красный, на котором золотыми ядреными буквами выбито: "Преемник", тоже не дребезжит, высокомерно отмалчивается. Мол, все, что задумал, и без тебя, Титус, сбудется. Не знаю, не знаю...
