Майя Крылова Айседора Дункан - не только героиня истории искусства. Она еще и популярный символ художественной и личной раскрепощенности. Любимым занятием знаменитой бунтарки были мечты о грядущей гармонии мира, и ее утопии в отличие от утопий политиков бескровны и по-женски уютны. Дункан свято верила, что танец, каким он ей представлялся, - материал для строительства "нового человека" и светлого будущего человечества. Именно такой, вакхически неугомонной, ее изобразила другая бунтарка - Майя Плисецкая в балете Мориса Бежара "Айседора". В итоге Дункан преуспела в главном: "дунканизм" как принцип телесной свободы вошел в базовую эстетику современного танца.
Биография энтузиастки свободы широко известна на уровне светской хроники. Знают, что Дункан была подругой Сергея Есенина ("И какую-то женщину, сорока с лишним лет, называл скверной девочкой и своей милою"). При жизни она имела неимоверную популярность, но слава круглолицей американки заметно уменьшилась задолго до ее смерти. Когда Дункан, влюбившаяся в революцию и в молодого крестьянского поэта, приехала в Россию, вместо прежних восторгов она получила шиканье. Были уже 20-е годы. Видя тяжеловесные движения немолодого тела, многие зрители не желали делать скидку на былые триумфы. Положения не спасли ни станцованные Дункан "Марсельеза" с "Интернационалом", ни одобрительные слова Ленина, посетившего концерт "товарища Айседоры".
А за двадцать лет до того многие из тех же самых зрителей вопили "браво", когда в петербургском Дворянском собрании состоялся первый концерт знаменитой "босоножки", старавшейся доказать устарелость классического танца. Приезда танцовщицы в России ждали как манны небесной: Максимилиан Волошин, видевший Дункан в Париже, подготовил соотечественников хвалебной статьей в модном символистском журнале "Весы". Скандальные слухи о ее неподчинении принятым общественным "условностям", свободном отношении к браку и внебрачной любви только подливали масла в огонь.
Гастролерша оправдала все ожидания: ее экспрессивные танцы босиком, отменявшие выворотность, пуанты и геометризм академических поз, претендовали на возврат к "античной простоте" и одновременно к природной естественности, якобы утерянной в "неестественных" балетных экзерсисах. Шопен, Глюк, Вагнер и Бетховен музыкально вдохновляли ее на пластические импровизации, воплощавшие идеи любимого Ницше: философский идол поколения потряс Дункан рассуждениями о дионисийстве и аполлонизме. "Рождение трагедии из духа музыки" долгое время было ее настольной книгой.
Своеобразие радостных открытых эмоций ее танца и его "философический" подтекст оценили Александр Бенуа, Андрей Белый и Василий Розанов, оставившие хвалебные строки. Античные туники и хитоны Айседоры в эпоху корсетов вообще оглушительно действовали на современников, как позднейшие мини-юбки - на послевоенные поколения. Крупнотелая дилетантка, не учившаяся серьезно никакому танцу, Дункан покоряла природной пластической интуицией (ее любимый лозунг - "в свободном теле свободный дух") и полным отсутствием ханжества. О ее очень простых (почти в буквальном смысле "два притопа, три прихлопа") движениях сочинили ехидные стишки: "Дункан танцует девственный канкан". Это на самом деле было зрелище сексапильное и невинное одновременно, торжествующее, как писал рецензент, "над старческим лицемерием Европы".
В перерывах между концертами неистовая Айседора делала все, чтобы впечатление "богемы без берегов" было полным. Театральная легенда гласит, что Константин Сергеевич Станиславский в один из вечеров насилу унес ноги от пьяной феминистки, предлагавшей ему срочно зачать потомство: "У нас с вами непременно будут гениальные дети".
Она страстно мечтала создать собственную школу, особенно в советской России, где, по ее понятиям, возникли особенно благоприятные возможности для телесного и духовного усовершенствования. В начале 20-х годов такая школа открылась в Москве. Вместо чаемых "нескольких тысяч пролетарских детей" Айседоре дали сорок девочек и бывший особняк императорской балерины Балашовой. Через некоторое время разочаровавшаяся в революции и брошенная Есениным революционерка уехала в Европу, а школа, как ни странно, сохранилась аж до 1949 года. Еще несколько лет Дункан жила во Франции, а в 50 лет нелепо погибла, катаясь в гоночном автомобиле и задохнувшись от собственного шарфа, попавшего в колесо.
