Нина Пусенкова Сейчас российское правительство ограничивает участие иностранных мейджоров в освоении стратегических месторождений – их вытесняют наши государственные компании. В ответ на критику этой политики часто приводится аргумент: «Так делают во всем мире». Действительно, в других нефтедобывающих странах отношения между МНК и ННК далеко не безоблачны, и мейджоры жалуются, что им преграждают доступ к углеводородным богатствам ряда развивающихся государств. Но давайте внимательно посмотрим, кто именно так делает, как конкретно это делается и какие последствия это имеет для нефтедобывающей страны и ННК.
Собаки на сене
ННК, пусть и сильно окрепшие финансово и технологически, все же не могут обойтись без МНК. Вспомним дебаты по поводу Штокманского месторождения. В итоге восторжествовал здравый смысл, и «Газпром» признал, что в одиночку вряд ли справится с его освоением и ему потребуется помощь Total и StatoilHydro.
Гостеприимство ННК и национальных правительств в отношении иностранных мейджоров прямо зависит от уровня мировых цен на нефть, технологической сложности и дороговизны проекта, а также от политических, культурных и религиозных особенностей стран. Например, Мексика, национализировавшая нефтяную промышленность в 1938 году, – единственная крупная латиноамериканская страна, которая не допускает МНК к разведке и добыче своей нефти. Но перспективы ее нефтянки, как известно, далеко не радужные. Pemex погрязла в долгах. Эксперты считают, что если Мексика не откроет нефтяную промышленность для частных, в том числе иностранных, инвестиций, правительству в следующем десятилетии придется обеспечить для Pemex 70–100 млрд. долл., чтобы поддержать добычу на текущем уровне. А у правительства таких денег нет, и, возможно, Мексике придется сократить экспорт нефти – со всеми вытекающими последствиями для госбюджета.
С иностранными мейджорами круто поступила Венесуэла. Уго Чавес пытается изменить распределение рисков и выгод между МНК и страной. В 2007 году он вынудил Conoco, Chevron, ExxonMobil, BP, Statoil и Total передать PDVSA операционный контроль в четырех проектах по «облагораживанию» сверхтяжелой нефти – венесуэльская компания хочет иметь в них по 60%. Что он получил в результате? Нашумевшее судебное разбирательство. ExxonMobil в отличие от других компаний отказалась принять условия Венесуэлы и обратилась в международный арбитраж. Она добилась того, что суды Великобритании и Нидерландов заморозили европейские активы PDVSA на 12 млрд. долл.
Еще один пример. Кувейт рассчитывал увеличить добычу нефти до 4 млн. барр./сутки к 2012 году. Для этого планировалось осуществить проект «Кувейт» стоимостью в 8,5 млрд. долл. по разработке четырех северных и западных месторождений. Правительству пришлось пригласить МНК – бурить эти месторождения очень сложно, и КРС одна не справится. В проекте захотели поучаствовать ВР, ExxonMobil и Chevron. Но кувейтский парламент наложил вето: Конституция запрещает иностранную собственность на углеводородные запасы страны. Проект застопорился. Судя по всему, некоторые члены парламента считают, что не надо наращивать объемы добычи при высоких мировых ценах на нефть. А дочерняя компания КРС, Oil Development Company (ODC), сетует, что страна упустила хорошие возможности извлечь максимум выгоды от высоких цен на нефть, не осуществив проект «Кувейт» еще несколько лет назад.
Высокотехнологичные гастарбайтеры
Другие страны придерживаются более прагматичного подхода. Вполне радушны к иностранцам Объединенные Арабские Эмираты. Мейджоры там прочно закрепились: ExxonMobil купила 28% Zakum Development Co, дочерней компании ADNOC, занимающейся разработкой шельфового месторождения Верхний Закум, одного из крупнейших в мире (еще 12% у Total и JODCO, 60% у государства). ВР тоже приобрела доли в дочерних компаниях ADNOC – 15% в ADMA-OPCO (у JODCO 12%, Total 13%, государства 60%), 9,5% в ADCO (у ExxonMobil, Shell, Total – по 9,5%, 60% у государства) и 10% в ADGAS.
Долгосрочные цели алжирской Sonatrach – экспансия и рост. Компания надеется удвоить добычу и экспорт газа к 2020 году. Важный элемент ее стратегии – использование иностранных инвестиций, чтобы увеличить запасы голубого топлива.
Даже Иран привлекает международные компании в свою нефтянку, чтобы решить производственные проблемы и ускорить освоение месторождений: их сначала пускали в менее политизированную нефтепереработку и нефтехимию и лишь затем в разведку и добычу.
В целом ННК допускают МНК к сложным и дорогим проектам, на которые не хватает своих денег или технологических возможностей, либо перекладывают на иностранцев риск создания нового бизнеса. Так, в 1998 году Саудовская Аравия запустила Стратегическую газовую инициативу. Для оценки и освоения газовых запасов стране пришлось обратиться к иностранным инвесторам. Правительство рассчитывало, что мейджоры возьмут на себя бремя высоких издержек по становлению бизнеса, а высвободившиеся деньги Aramco пойдут на прибыльные нефтяные работы. МНК проявили интерес к инициативе, надеясь, что, поучаствовав в не очень выгодных газовых работах, они получат доступ к более привлекательным нефтяным проектам. В 2003 году Shell (40%) и Total (30%) вместе с Aramco (30%) заключили соглашение по газовому проекту Шайбах. В 2004 году «ЛУКОЙЛ» получил 80% в блоке «А», а Sinopec 80% в блоке «Б» (у Aramco по 20% в обоих проектах). Западные фирмы не считают эти блоки особенно перспективными. Кроме того, ENI (50%) и Repsol (30%) участвуют вместе с Aramco (20%) в блоке «С».
С кем и против кого дружим
Еще одна новая тенденция – укрепление сотрудничества между ННК. В России оно тоже развивается: вспомним, какие процессы идут на востоке страны. Там ограничивается присутствие иностранных мейджоров, зато «Роснефть» пригласила поработать китайские CNPC, Sinopec и индийскую ONGC. Часто такая дружба основана на том, что ННК стремятся объединить силы против МНК; кроме того, ННК, выполняющим схожие некоммерческие функции, с исторической и культурной точки зрения проще понять друг друга, чем МНК.
Так, в Нигерии основные партнеры NNPC – Shell, Chevron, ExxonMobil, Agip, Total┘ Они обеспечивают львиную долю нефти, добываемой в стране. Чисто психологически такая ведущая роль западных компаний в развитии национальной нефтяной промышленности Нигерии казалась неприемлемой для правительства, поскольку подрывала авторитет нигерийской ННК. И уже с 1999 года стало увеличиваться число концессионных соглашений Нигерии с компаниями из Китая, Кореи, Индии и Индонезии как в разведке и добыче, так и нефтепереработке и сбыте.
Но долгосрочная эффективность таких союзов ННК вызывает вопросы, особенно в случае снижения цен на нефть, когда у них могут возникнуть финансовые проблемы. Опять же в этом случае очень показателен для нас пример Венесуэлы. Новая стратегия PDVSA по увеличению добычи сверхтяжелой нефти зависит от успеха в освоении нефтяных богатств бассейна реки Ориноко. Компания надеется сертифицировать 236 млрд. барр. запасов тяжелой нефти, что сделает Венесуэлу крупнейшим владельцем жидких углеводородов в мире. И на помощь призывает ННК – в бассейне работают Petrobras, PetroPars (Иран), CNPC, ONGC, Repsol, «Газпром», «ЛУКОЙЛ»... К ним могут присоединиться ННК Белоруссии, Вьетнама, Уругвая, Боливии и Эквадора. Поскольку инвестиции в проект за 2008–2012 годы должны составить 3,4 млрд. долл. в год, успех этого начинания вызывает вопросы, тем более что пока результатов добилось только СП с Petrobras.
Так что время покажет, на кого лучше делать ставку российским нефтяным компаниям, выбирая себе союзников. В любом случае, ограничивая присутствие иностранного капитала в освоении стратегических месторождений, надо проявлять здоровый прагматизм, чтобы в первую очередь не навредить себе.
