Я шатаюсь в толкучке столичной...
Фото Арсения Несходимова (НГ-фото)
Поколение шестидесятников уже можно причислять к классикам. Многие их юбилеи отмечают с оттенком грусти, вместо «исполнилось» говоря «исполнилось бы». Среди таких печально праздничных событий уходящего года – 80-летие Роберта Рождественского, 80-летие Василия Аксенова, 75-летие Александра Вампилова...
Хотя многие классики современны и по-прежнему пребывают в хорошей человеческой и творческой форме. Например, Евгений Евтушенко дважды юбиляр: по факту он 1932 года рождения, по документам – 1933-го. Поэтому 80-летие может праздновать и в этом году, и в следующем. Он заслужил. Он символ шестидесятничества. Многоликий символ: «Я разный – я натруженный и праздный,/ Я целе- и нецелесообразный./ Я весь несовместимый, неудобный,/ Застенчивый и наглый, злой и добрый» и т.д. и т.п. Прозаик, публицист, режиссер, актер, сценарист, депутат, трибун, составитель поэтических антологий, создатель музея самого себя. «Конечно, по верховному замыслу, Евтушенко даровитее Бродского, подлиннее, в нем больше вещества первородной поэзии. Но Бродский отдал поэзии все, что имел, а Евтушенко ≈ не все. Какую-то часть пожертвовал черт знает чему. Всякой всячине, всегда клубящейся вокруг. К тому же не было над ним откровенно омерзительного судилища, не было ссылки – и великих заступников не было. Виноват ли он в этом? Не знаю», – писал Александр Межиров в предисловии к одной из многочисленных евтушенковских книг. Но в первую очередь Евгений Евтушенко, конечно же, лирик:
Я шатаюсь в толкучке столичной
над веселой апрельской водой,
возмутительно нелогичный,
непростительно молодой.
Занимаю трамваи с бою,
увлеченно кому-то лгу,
и бегу я сам за собою,
и догнать себя не могу.
Удивляюсь баржам бокастым,
самолетам, стихам своим...
Наделили меня богатством,
Не сказали, что делать с ним.
Хотя для многих Евтушенко – это прежде всего «поэт в России больше, чем поэт» и «Хотят ли русские войны».
Как и еще один юбиляр-шестидесятник 2012 года, «поэтка» (так она сама себя называет) Юнна Мориц – это в первую очередь «Под грустное мычание,/ Под бодрое рычание,/ Под дружеское ржание/ Рождается на свет/ Большой секрет/ Для маленькой,/ Для маленькой такой компании,/ Для скромной такой компании...» или «Собака бывает кусачей только от жизни собачьей» и другие песни из мультика «Большой секрет для маленькой компании». И «Когда мы были молодые/ И чушь прекрасную несли/ Фонтаны били голубые/ И розы красные росли» – песня Татьяны и Сергея Никитиных тоже на слова Мориц. Но если у Евтушенко «социальность» заслонила лирику, то у Юнны Мориц – наоборот. А жаль, почитайте ее «гражданские» стихи:
Когда Москва, как римская волчица,
Вас выкормила волчьим молоком
И весь волчатник ваш одним ползком
В Москве пошел за славой волочиться, –
Тогда не ваше ли презрение к Москве,
Которое сегодня стало модой,
Является культуры волчьей мордой
В неблагодарной вашей голове?..
Слава самого известного сатирика-шестидесятника Владимира Войновича тоже, между прочим, началась с песни (и это одна из лучших песен о космосе) на его стихи – «Заправлены в планшеты космические карты»: «Я верю, друзья, караваны ракет/ Помчат нас вперед от звезды до звезды./ На пыльных тропинках далеких планет/ Останутся наши следы». Это уже потом Войнович стал автором «Чонкина», повести «Шапка» (по которой Григорий Горин написал пьесу «Кот домашний средней пушистости»), антиутопии «Москва 2042». До 2042-го еще далеко, а многое из описанного Войновичем уже сбылось и продолжает сбываться. И еще сбудется: время шестидесятников еще не прошло.
В нем больше вещества первородной поэзии.
Геннадий Петров 
