Григорий Заславский
Владимир Селезнев в спектакле «Человеческий фактор».
Фото с официального сайта театра
Подзаголовок фестиваля открыто апеллирует к не изжитым из памяти устойчивым советским словосочетаниям: фестиваль современной национальной драматургии, прозы, поэзии. Были ведь тогда у нас видные и выдающиеся «просто» советские писатели, а были классики советской грузинской, советской киргизской литературы. На большой сцене Малого драматического театра – Театра Европы понятие это старое раскрыли вширь и вглубь: за три дня сыграли спектакли по пьесам и прозе не только из Казахстана и бывшей братской Польши, герои из которой, как мы помним, проникали и в наши советские пьесы («Варшавская мелодия» Зорина тому яркая иллюстрация), но также из Бельгии например. Франсуа Эммануэль, врач-психотерапевт из города Флёруса, написал повесть о секретной программе по выращиванию настоящих арийцев из голубоглазых и светловолосых детей, которых собирали особые отряды СС по всей Европе, в том числе в СССР.
Актеры всех поколений, режиссеры – молодые, ученики Льва Додина. И это не читки – спектакли. Вышли они не враз, играли в течение сезона, а теперь собрали и выпустили абонемент для желающих три дня безвылазно сидеть в МДТ. Таких оказалось много. Интересно, конечно, хотя и ожиданно, что и в Польше, и в Казахстане пишут про «отток из страны», про уезжающих и остающихся. «Темный лес» Анджея Стасюка – польская история, впитавшая опыт Мрожека, не букву, а дух, хотя отчасти и букву. Карикатурные гастарбайтеры валят-пилят лес, одновременно и рабочие, и актеры, вынужденные играть счастливых тружеников тыла. Кто-то из лесопильщиков вспоминает, что когда-то был перерыв во время рабочего дня. А сейчас... «И это – через 70 лет после Вьетнама!» – восклицает кто-то. Мучает их только одно – им на смену найдут скоро новых – китайцев, вьетнамцев, узбеков: «Работать будет всегда Восток, все более далекий и далекий».
Судя по всему, не было цели отыскать, вытащить из внесценического небытия на свет божий какие-то неизвестные доселе тексты. Скажем, «Русский и литература» москвича и тарусца Максима Осипова уже не раз даже ставился, в Омске идет спектакль в постановке Елены Невежиной. Да и «Беруши» – пьеса уже многим знакомая. Но этакая цепочка спектаклей, вышедшая в Малом драматическом театре – Театре Европы за короткий срок, кроме прочего, высветила еще и общие, понятные и близкие всем нам, постсоветским, проблемы. То есть также – и готовность, предуготовленность к взаимопониманию в настоящем. Хотя, конечно, человеческая память коротка. Когда, например, в пьесе «Беруши» один из героев-казахов спрашивает вдруг: «Абая знаешь?» – в зале никто, по-моему, кроме меня, даже не усмехнулся, хотя еще полтора года назад имя великого казахского поэта стало чуть ли не синонимом столичной оппозиционности.
Овацию устроили Владимиру Селезневу, который больше полутора часов не покидал сцену в третьем, вечернем субботнем спектакле, в «Человеческом факторе». Герой – корпоративный психолог – помогает процессу оптимизации, так понятному, кстати, сегодня в интеллектуально-интеллигентском Петербурге, где несколько месяцев уже не прекращается черная работа по оптимизации Российского института истории искусств. Он по просьбе гендиректора Матиаса Юста (Игорь Иванов) вытаскивает из сотрудников агрессивность, без которой не увеличить продаж... А параллельно на полях вроде бы складывающегося сюжета вырастает главная история – безумия этого самого гендиректора, история, которая уходит в далекое прошлое, и это самое прошлое делает настоящим. Старые инструкции программы «Леберсборн» (той самой – про «Подари ребенка фюреру!») оказываются такими же скупыми и из тех же слов, что и нынешние инструкции по оптимизации, такому же выращиванию нового, чистого, нужного теперь не рейху, а корпорации класса новых «арийцев». На сцене – только психолог, только один актер. Все остальные – Иванов–Юст, Петр Семак – замгенерального Карл Розе, то ли вправду наследник тех самых чистых детей, а теперь – еще и симпатизирующий неонацистам... А может, и нет. Наталья Акимова – секретарша Юста, Ирина Тычинина – его жена. Редчайший случай, когда записанные на пленку актеры не выбиваются, не кажутся киношными на фоне единственного, который живьем отдувается за них на сцене. Потрясающее с этой точки зрения выверенное соседство, монтаж. Психолог должен помочь сделать из сотрудников солдат...
Вдруг вспоминается давний спектакль Кристофа Марталера «Специалисты» – там эта военная, солдатская безликость сводилась к фарсу, гротеску, здесь чем дальше, тем больше документальность заливает кровью экран и сцену. Не в буквальном – в переносном смысле, и не только кровью, но также слюной, рвотой, мочой – всеми теми страшными подробностями, которыми, не жалея публику, подробно делится с читателем, а теперь и с публикой главный герой. От обычной схемы кадрового состава фирмы – к финальным схемам работы грузовика по уничтожению людей... Иванов, появляющийся несколько раз на экране, буквально стареет и саморазрушается на глазах. Не он, конечно, а его герой. А сама история, повесть, которую режиссер Алексей Астахов вынес на сцену, вдруг вырастает, поднимается до высот подлинной античной трагедии, мифа, где, как известно, дети всегда несут наказание за грехи отцов. И платят жизнью за их ошибки. Не меняются не только слова инструкций. Не меняется и содержание. И там, тогда, и сегодня, здесь и сейчас, холодно и равнодушно вычеркиваются жизни. Кто-то там ищет и формулирует окончательное решение вопроса, сочиняет формулу идеального государства, где каждый будет на своем месте. И где лишние, неправильные винтики должны быть выброшены на помойку. Как и у Додина всегда, и в работах его учеников громче всего звучит голос в защиту одного-единственного человека. Извините, гуманистический пафос.
Дарья Гармоненко 
