Елена Калашникова
Георг Кляйн утверждает, что если пересказать его тексты, то можно прийти к выводу, что он мошенник и негодяй.
Фото Анатолия Степаненко
Немецкий культурный центр им. Гете в Москве («Гете-институт») и редакция журнала «Иностранная литература» устроили встречу «для своих» с немецким писателем Георгом Кляйном (р. 1953). В Германии его тексты очень популярны, но в России это имя знают пока немногие: в 2003 году был опубликован его рассказ «Про немцев», а летом 2008-го – роман «Либидисси». К Фестивалю немецкой культуры «сибСТАНЦИЯ_09», который состоится в марте следующего года в Новосибирске, Кляйн пишет рассказ, собирать материал для него он приехал в Россию. «Того, что я увидел и услышал здесь, – говорит писатель, – хватило бы на повесть, но по договору я должен написать всего восемь страниц. Я ищу первые предложения, чтобы язык обрел крылья, а дальше все идет само собой». Три недели Кляйн прожил в новосибирском Академгородке, побывал на Алтае, в Томске, Самаре, Саратове, Ростове и на два дня приехал в Москву. «Жаль, что на Москву осталось так мало времени. Мы вчера с девяти утра до часу ночи ездили и ходили по городу. Я представлял себе его иначе. Думал, что Кремль в три раза выше китайской стены, что его окружают высотки, а их – спальные районы». Сам автор, родившийся в Аугсбурге, 15 лет проживший в Берлине, вот уже шесть лет как переселился в сельскую местность вместе с женой и двумя сыновьями. Супруги работают дома, поэтому, когда дети были маленькие, Кляйн шел с ними на детскую площадку и писал там рассказ о русском художнике. Как-то женщины, сидевшие рядом, спросили его: «Вы безработный?» «Нет, как раз сейчас я работаю», – ответил он. Обо всем этом Кляйн поведал в редакции «Иностранной литературы».
После того как писателю представили собравшихся, он заметил, что «в таком тесном пространстве столь внушительные интеллектуальные силы» можно было встретить в Германии 1929 года, а сейчас – только в России или Франции. И тут же задал вопрос «залу»: «Как вы меня нашли?» На вопрос ответила Татьяна Баскакова: «Несколько лет назад я читала немецкоязычные книги для издательства «Ад Маргинем», предложила им вашу книгу «Либидисси», но они не захотели ее печатать. Когда я пришла работать сюда в журнал, то показала роман одной переводчице. Она сказала, что он «не соответствует ее моральным убеждениям». Тогда я предложила его молодой переводчице, но та исчезла вместе с книгой. Я долго потом не могла купить экземпляр «Либидисси», достала его, когда в Германии вышел второй тираж в мягкой обложке. И, наконец, нашла для книги хорошего переводчика – Анатолия Егоршева». «А переводчик не испытал шок? – поинтересовался Кляйн. – Не запрашивал в полиции справку? «Либидисси» не хотели печатать в Германии по соображениям «моральной или эмоциональной некорректности». Я бесконечно долго искал издателя. Один сказал мне: «По телефону вы производите впечатление порядочного человека». Слава богу, нашелся смельчак Александр Фест. Его отец – историк, автор первой большой биографии Гитлера. Язык и стиль составляют моральное измерение моих текстов. Если пересказать их содержание, то автора назовут мошенником и негодяем. А ведь когда я рассказываю об особенно ужасных и жестоких поступках и действиях, я хочу показать, что подобное может случиться с каждым и это должно быть заметно в языке. Тут ты вступаешь в конкуренцию с телевидением и фильмами, в тексте сцена убийства должна передавать другой опыт, чем на экране».
Ольга Дробот поинтересовалась у Кляйна, легко ли он соглашается на переводы своих произведений. «Я обрадовался, когда узнал, что меня будут переводить в России, но потом задумался: кто это будет делать? По первым вопросам я понимаю, насколько переводчик глубоко копает. Вопросы из России были глубокими и тонко сформулированными. К тому же русский переводчик прекрасно пишет по-немецки». Татьяна Баскакова спросила гостя, кого он ценит из современных писателей. «Недавно умершего Вольфганга Хильбига, – последовал ответ. – Набокова и Пинчона, с которыми меня сравнивают, я открыл после тридцати, но они не повлияли на меня. В Таганроге я увидел швейную машинку матери Чехова, потом мне приснилось, что в нашей берлинской квартире машинка сама безостановочно строчит в ритме рассказа».
Встреча длилась около двух часов. Кажется, все остались ею довольны, но больше всех писатель, которому предстояло еще дать подряд три интервью.
