Николай Сухов
Фото Reuters
Исполнилось восемь месяцев с момента, когда в январе 2025 года в Дамаске окончательно сформировалась переходная власть во главе с Ахмадом аш-Шараа. Падение прежнего режима, казавшееся невозможным еще несколько лет назад, стало реальностью, и мир сегодня наблюдает за тем, сумеет ли «новая Сирия» предложить иной сценарий развития. Итоги этого периода противоречивы. С одной стороны, возвращение Сирии на международную арену, новые каналы финансирования и первые попытки реформ. С другой – катастрофическое падение покупательной способности населения, застопорившиеся политические преобразования и нерешенные вопросы безопасности на юге и северо-востоке страны.
Главным дипломатическим событием этих месяцев стала встреча Ахмада аш-Шараа с Дональдом Трампом в Саудовской Аравии по инициативе наследного принца Мухаммеда бин Сальмана. Этот шаг фактически закрепил новую власть в международном поле: Вашингтон согласился вести прямой диалог, а Эр-Рияд взял на себя роль гаранта интеграции Сирии в региональные процессы.
Вслед за этим началось оживление региональной дипломатии. Саудовская Аравия стала почетным гостем на возобновленной Дамасской международной ярмарке, в Эр-Рияде прошел первый саудовско-сирийский инвестиционный форум, на котором были подписаны соглашения на миллиарды риалов. Катар профинансировал восстановление крупной теплоэлектростанции под Дамаском и поставки газа, позволившие запустить ее работу. Россия сохранила второстепенную, но ощутимую роль – обеспечивая поставки нефти и зерна, а также предлагая услуги по поддержанию безопасности на юге.
На дипломатической карте Сирия за короткое время превратилась из изгоя в переговорного партнера. Однако пока это признание носит характер политических жестов.
Экономическая политика переходного правительства строится на комбинации внешних вливаний и символических шагов. Центробанк объявил о подготовке деноминации: предполагается убрать два нуля и ввести новые банкноты. Это должно укрепить доверие к национальной валюте, но реформа пока не реализована. Между тем инфляция остается двузначной, а покупательная способность населения падает стремительно. Зарплаты обесцениваются на глазах, цены на продукты и топливо растут каждую неделю, и эта повседневная реальность определяет отношение граждан к власти сильнее, чем официальные пресс-релизы.
Саудовские и катарские инвестиции в энергетику все еще остаются на уровне меморандумов. Россия поставляет нефть, обеспечивая минимальный уровень энергоснабжения, но это не закрывает системных проблем. Засуха и рост потребности в импорте зерна делают продовольственную ситуацию критической: гуманитарные конвои лишь частично компенсируют дефицит.
Всемирный банк оценивает рост ВВП в 2025 году примерно в 1% – формально это выход из рецессии, но на деле показатель означает стагнацию. Экономическая «витрина» – выставки, инвестиционные форумы, новые купюры – пока не превращается в реальный рост и восстановление уровня жизни.
Весной был принят переходный конституционный акт. Он должен был стать опорой новой политической системы, но стал скорее символом перемен, чем инструментом реальных реформ. Документ готовился кулуарно, без обсуждения с обществом. В нем были закреплены почти неограниченные полномочия президента, а проведение парламентских выборов перенесено на неопределенный срок. Формально декларируется «инклюзивность», но фактически политическая жизнь выглядит имитацией: демонстрацией новой власти, а не процессом открытого строительства институтов.
Отсутствие реального разделения властей и механизмов участия граждан в принятии решений превращает переход в управляемый сверху проект, цель которого – легитимизация нового режима, а не создание основ будущего демократического устройства.
Ключевой для новой власти остается проблема безопасности. На юге страны, в провинции Сувейда и прилегающих районах, сохраняется нестабильность. Израиль продолжает наносить удары и проводить точечные операции, обосновывая их защитой друзского населения и демонтажем иранской инфраструктуры. Договоренности о прекращении огня регулярно нарушаются. Все вопросы безопасности решаются не в Дамаске, а в переговорах между США, Россией и Израилем. Для сирийского общества это болезненно: новый режим декларирует суверенитет, но не контролирует собственные границы.
Не менее остра ситуация на северо-востоке. Арабо-курдская автономия фактически живет по своим законам, удерживает под контролем ресурсы и территории, не интегрируясь в общенациональную систему. Новая власть пока не предложила политического диалога и механизмов интеграции, а это означает, что Сирия по-прежнему разделена на несколько зон, каждая из которых управляется по своим правилам. Сирия остается страной с «разорванной географией».
Итог прост и суров: новая власть за восемь месяцев вернула Сирию в международный диалог, но не смогла вернуть доверие собственных граждан. Пока страна стоит у витрины перемен, но за стеклом – та же катастрофическая инфляция, то же недоверие между общинами и та же фрагментация пространства. Следующие месяцы покажут, станет ли эта витрина входом в новый цикл развития или останется декорацией, за которой продолжается старый сирийский кризис.
