Михаил Емельянов
Фото Reuters
В последние полгода западная пресса изобилует статьями и комментариями, обвиняющими президента Дональда Трампа в стремлении создать в США авторитарный режим. В подкрепление своей правоты журналисты приводят примеры уголовного преследования политических оппонентов Трампа, «боевую готовность» его сторонников к массовым, в том числе силовым акциям. Причину назревающего политического конфликта большинство экспертов видят как сугубо субъективную: амбиции Трампа и его неуемная жажда власти. Но представляется, что истинные причины стоит поискать глубже. Трамп пытается совершить революционные изменения: вернуть доминирование государственной власти над властью экономической в США.
Прежде чем обвинять президента в автократических намерениях, надо беспристрастно определить степень демократичности и соответственно авторитаризма существующего в США политического режима. Как известно, среди признаков демократического правления – избираемость и периодическая сменяемость власти, гласность работы ее органов, обеспечение прав и свобод, прежде всего свободы слова. Если судить по конституционному фасаду, то США – образец демократии. Но, заглянув за фасад, увидим несколько иную картину.
Всю политическую историю США можно представить как борьбу этатистов и финансистов. Эта борьба шла прежде всего по поводу Центробанка. Экономическая власть стремилась подчинить власть государственную. В 1913 году президент Вудро Вильсон подписал закон о создании ФРС, по сути, частного центрального банка. Это была победа финансистов, прежде всего крупных банкиров восточного побережья. Они поднялись на вершину американской административной пирамиды и с тех пор цепко удерживают власть в своих руках. Образовался центр верховного руководства, ни перед кем не ответственный, несменяемый, максимально закрытый от общества. Его никто не избирает, власть там переходит по наследству вместе с собственностью.
В США многие государственные посты и должности выборные. Но выборность тщательно модерируется обладающими высшими полномочиями людьми. Конечно, такая модерация проводится в глубокой тайне и почти никогда не становится известной публике. Но отдельные факты просачиваются в прессу. В 1970-х годах после Уотергейта случился политический кризис. Финансируемые американскими олигархами Институт Брукингса и Совет по международным отношениям выработали новый политический курс, отраженный в докладе «Кризис демократии». Затем для его реализации был выбран Джимми Картер, невзрачный человек, мало чего добившийся губернатор штата Джорджия. Кастинг проводили ближайшие советники Дэвида Рокфеллера. После встречи с самим Рокфеллером Картер начал восхождение на олимп. Он выглядел настолько слабым кандидатом, что его выдвижению удивилась даже его собственная мать. Но победил именно он. Это давний пример, но нет никаких свидетельств, что с тех пор что-то изменилось.
Сами выборы тоже проводятся с ограничениями. Искусственно поддерживается двухпартийная система. Избирательные кампании проходят бурно, красочно. Партии бьются всерьез, но… не по всем вопросам. Есть поле консенсуса и поле борьбы. Вопросы из поля консенсуса никогда не ставятся в повестку выборов. Это социальная иерархия с финансовыми магнатами во главе, империалистическая внешняя политика, частная собственность, федерализм, республиканизм, представительное правление.
Было две попытки подвинуть финансистов на олимпе власти. Первую предприняло семейство Кеннеди. Вторую пытались проделать банкиры американского Запада руками президента Ричарда Никсона. Обе провалились. Под угрозой импичмента Никсон был вынужден уйти в отставку. Трамп предпринимает третью попытку штурма бастионов власти финансовых магнатов.
В современной России утвердился сугубо ценностный подход к разделению властей, сменяемости власти, свободе слова и другим демократическим институтам. Они рассматриваются как гарантия от узурпации власти, ее произвола, нарушений прав человека. На самом деле в США эти институты имеют вполне прикладное значение. С их помощью финансисты ослабляют государственную власть, которая заведомо сильнее экономической и других властей в обществе, так как только она обладает правом легального насилия. Поэтому еще на заре американской независимости отцы-основатели США заложили в Конституцию средства, не позволяющие государственной власти стать сильной в отношении экономической. Таким средством в первую очередь оказывается разделение властей. Если выходит из-под контроля одна ветвь, против нее используется другая. Для этого была придумана система сдержек и противовесов, лишь отдаленно напоминающая то разделение властей, о котором писал Монтескьё. Другим средством стали короткий срок пребывания президента в должности и ограничение его двумя сроками.
В США свобода прессы, как, впрочем, и другие свободы (собраний, митингов, шествий демонстраций, создание общественных организаций, политических партий), и сейчас не беспредельны. Американский идеологический консенсус включает лево- и праволиберальные взгляды. За его границами оказываются не только коммунистические и ультранационалистические идеологии, но и социалистические, социал-демократические, традиционно консервативные. Профессоров с нежелательными взглядами увольняют с кафедр. Журналисты, выходящие за пределы консенсуса, теряют работу. Вспомним судьбу Джил Андерсен, Такера Карлсона, Фила Донахью.
Трамп вряд ли ставит своей целью создание авторитарного режима в США. Сознательно или нет, он пытается вернуть верховную власть из финансовой сферы в государственную, а конкретно президенту. С этой целью он переформатирует политическую направленность СМИ, стремится обновить Конгресс и Верховный суд, наполнив своими людьми, «чистит» от нелояльных себе чиновников Госдеп и другие ведомства. Без авторитарных мер эти задачи не решить, но крайне сомнительно, что эти отдельные меры изменят политический режим.
Российским экспертам не стоит спешить клеить ярлыки. Сдержанная по отношению к России американская внешняя политика дополняется положительными для нас внутриполитическими изменениями. Механизм государственной власти более прозрачен, чем власти экономической. Политика США становится для нас более понятной и предсказуемой. Приоритет национальных интересов позволяет президентам России и США говорить на одном языке.
