Егор Радов Все хотят чего-то настоящего. И по-настоящему. Более того, порой мне кажется, что любые споры, непримиримая вражда, полемические столкновения и даже войны проистекают из двух простых, но не согласующихся между собой тезисов. Типа: я считаю, что именно я знаю настоящее. А в ответ на это: нет! По-настоящему настоящим владею лишь я. И происходит вечная битва, но не добра со злом, а яростный бой за право определять, что есть настоящее.
Победителей не будет, все останутся при своем, поскольку, если ты жив, никто тебя никогда не убедит, что ты - просто фантом, фальшивый призрак; ну, а если мертв - то что может быть более настоящим, чем завершенная жизнь?
Когда я учился в Литературном институте, при СССРе, там тоже все рассуждали о настоящем. Казалось, что здесь, у нас, в Москве, никакого настоящего нет, но оно существует где-то там - на стройках Севера, у геологов суровой Сибири, в мрачной, голодной провинции. Да, говорили, вот там есть настоящая жизнь!!! И вы, как писатели, должны описывать именно ее.
Однажды мне кто-то так и заявил: вот я в своем Мухосранске нажрался водяры, подрался с местной урлой, да так, что мне пером проткнули почку, и я потом валялся полгода в больнице┘ Так вот оно - настоящее! Вот про это и пиши! А не разные всякие там твои "Кафки"┘ (писатель Кафка почему-то вызывал наибольшую ненависть у ревнителей настоящего). Поскольку я тогда почти не ведал этой подлинной реальности, я уважительно молчал.
После этого я служил в Советской армии, был наркоманом, побывал в разных переделках, путешествовал, в том числе и выбирая в качестве маршрута наиболее отдаленные закоулки нашей Родины, и везде пытался найти это настоящее. Иногда мне казалось: вот оно, я взял его за жабры, живу настоящей жизнью, испытываю истинные чувства, пишу Настоящую Книгу┘
Но все продолжалось, меняясь и ускользая от меня, словно высыхающая под солнечным восходом миражная линия горизонта где-то в пустыне Гоби, где я тоже однажды хотел найти настоящее.
Потом я плюнул на это и перестал задумываться о каких-то сверхидеях. Но вот неожиданно обнаруживаю, что все повторяется! Проклятый Маркс, очевидно, прав: история развивается по спирали! Все опять хотят настоящего, опять ищут настоящее, опять доказывают тебе, что ты менее настоящий, чем какой-нибудь Пупкин или наоборот.
Самое интересное, что новые признаки настоящего точно такие же, как и раньше. Во-первых, оно где-то есть, но не здесь. И это "где-то", как ни странно, опять там - на Крайнем Севере, в промозглой скучной провинции, в глубинах Сибири, где настоящие мускулистые мужики напиваются водярой, смотрят на звездное небо, побив друг другу морды (само собой разумеется, что их нравственный закон внутри расцветает пышным букетом), и вообще - живут настоящей жизнью.
И вновь я слышу то же самое: пиши о настоящем! Вон там оно - настоящее! Вон, вон, вон┘ там!
И если раньше под "ненастоящим" понимались всякие изыски, искусство, попытка противостоять советской реальности с помощью чуждых ей изобразительных средств, то теперь главным врагом объявляется так называемый постмодернизм. Мол, хватит, наигрались мы в культуру, теперь игры кончены, будет все по-настоящему. А что по-настоящему?!
Ну, тут могут сказать, что вот, в этом романе, "который идет не от жизни", не кровь, а водица, все неправда, нет подлинной "боли" - и говорят, в каком контексте эта боль подразумевается, - за народ, Родину, нацию, родную веру и т.п. Типа, вот у Кафки зарезали некоего К. - так это не по-настоящему, это же игра, искусство, блажь, роскошь. Ну а мы люди серьезные, мы "ездили в Бобруйск", знаем, как трудно населению, и ориентируемся, скажем, на Астафьева - у того настоящая кровь, настоящая боль и т.п.
К сожалению, слишком хорошо известно, куда ведут такие поиски настоящего. Да, к действительно реальной крови и подлинному убийству. То есть ведут не у большинства трусливых демагогов, а у тех, кто "отвечает за базар". У тех, кто на самом деле придет к этому: зачем писать - не лучше ли убить?!
С другой стороны, если смотреть на мир как на очередной наркотический "трип" - разве и это тоже не будет игрой, только на этот раз не в культуру, а в жизнь, а вожделенное настоящее все равно останется недосягаемой синей птицей, вечно парящей в заоблачной дали. Ведь настоящее на самом деле не связано ни с болью, ни с кровью, ни с количеством женщин, ни с количеством жертв. Оно лишь может принять такие обличья, равно как и любые другие.
И тогда я задумался: а что, если мир будет состоять из одного только настоящего? Что тогда будет? Я написал роман "Суть", где это настоящее просто дано в виде неких вполне материальных кристалликов. Кто-то сразу становится таким, как они, - полностью настоящим, а кто-то пытается отстоять свою оригинальность, неповторимость, вообще свою реальную жизнь. В этом романе эта суть почти побеждает, разрушая мир, и никакого выхода как бы и нет. Вот до чего я дошел!
Но потом понял, что выхода здесь и не может быть. Настоящее есть, и оно - там. Но не там, где призывают его найти большинство озабоченных отсутствием внутренней гармонии и дарования людей. Настоящее - это не патриотизм, не нация, не традиция, не свобода, не кровь и даже не любовь. Это то, когда все это убирается, как одежды с красавицы, и ты предстаешь перед Неведомым голый - как король, но настоящий. И твоя "суть" тогда принимает новые, странные формы. И ты никогда этого не узнаешь, пока не найдешь.
Своего настоящего настоящего.
