Автобус в Париж

Брат подарил мне Париж на три дня. Поездка была экскурсионной, начиналась в Ганновере, но организовывалась «своими» и для «своих». В роли устроителя праздника выступал некто Рабинович из Одессы, водителем был Рома из какого-то маленького украинского городка, сопровождала «немецкую» группу Марина то ли из Питера, то ли из Москвы. Так лучше, успокаивала меня бывшая кишиневская, а теперь ганноверская родня: все экскурсии будут на русском, как и разговоры во время десятичасового пути.

На этом аргументе – кругом одни «свои» – и делают скромный гешефт русскоязычные турфирмы в Германии, в которых работают наши бывшие соплеменники: этнические немцы, русские и украинские евреи и их русские и украинские родственники. Доход этим туроператорам приносит наша же диаспора. «Покажи мне немца», – пристала я к брату, когда очередной знакомый остановил нас на ганноверской улице. Ощущение, что я никуда из России не уезжала, не оставляло меня и дальше – в автобусе, который весело нес меня к мечте, и в самом Париже, где на каждой скамейке каждого экскурсионного маршрута говорили на том же великом и могучем. «Покажите мне француза!» – тряхнула я «свою» Марину.

Автобус говорил по-русски, но с разными акцентами, в зависимости от беседующих групп – с подчеркнуто немецким (этнические немцы), со слегка измененной интонацией (русские евреи), с вкраплениями английских слов («Мы из Ричмонда, штат Вирджиния»). Речь без изысков раздавалась только на передних сиденьях, там ехали родители работника российского посольства, которых сын вез на «праздник, который всегда с тобой». О том, кому принадлежит знаменитая фраза, гиду хором сообщила немецкая галерка. Наши американцы, лет десять назад бывшие новгородцами, многозначительно переглянулись: такая несдержанность в штате Вирджиния не приветствуется – а еще немцы!

Нашим немцам на реакцию американцев было наплевать. Они обсуждали, как «Зенит» обыграл «Баварию». Болели, естественно, за «Зенит». С футбола разговор плавно скатился на другие российские дела и, как это водится у нас, а теперь, оказывается, и у них, закончился политикой. «Зачем же они (кивок головой вверх) недопустили к выборам Касьянова, понятно, что он не прошел бы, но приличия были бы соблюдены». Американец с мягким укором посмотрел на меня. «Зачем, зачем! Да он вор!» – совсем не по-посольски завопил работник посольства. Впоследствии выяснилось, откуда у него командный голос. Условный Миша (от настоящего имени воздержимся по понятным причинам) – в прошлом военный, в каком чине, неизвестно, но накоротке с генералами как здравствующими, так и с теми, что далече: Евневичем, Набздоровым, Лебедем. Немецкие евреи держали паузу. Но она закончилась, как только спор переметнулся на традиционную тему: кто кого и как побил в 45-м. «Не надо говорить плохо про нашу армию», – наезжал на американцев по-европейски бодренький старичок, к удивлению всех, оказавшийся «участником Великой Отечественной войны». «Папа, – дергала его за рукав женщина, по виду годившаяся ему скорее в жены, чем в дочери, – сколько раз я тебе говорила: не затевай разговоров про то, что когда-то было. А ты свои пять копеек все равно норовишь вставить». Папа обиженно замолчал и отвернулся к окну. «Ну вот, – уныло заметила сопровождающая нас Марина, – так хорошо разгадывали кроссворд, и опять политика».

«Да ну ее, действительно поговорим лучше о жизни», – предложил мировую надувшемуся автобусу щирый украинец, которого, по версии галерки, «вывезла в Европу еврейская жена». Хотя, «может, он только под украинца косит – все здесь не те, за кого себя выдают». Липовый «жевтоблакитный» тем временем рассказывал про колбасу, вполне реальную, которую он сам готовит в Ганновере. «Мне немцы с мясокомбината выносят кишки и кровь, и я делаю настоящую кровянку». «Так вы и немцев уже воровать научили?» – встрепенулся родитель работника посольства. Автобус радостно захохотал. По-моему, даже в глазах благопристойных американцев промелькнула искра одобрения. Хотя вслух они этого не произнесли.

Украинец, о котором все сразу решили, что он настоящий (чего б ему про колбасу говорить, да еще кровяную?), снял напряженность, которая появилась при выяснении политических позиций попутчиков. И дальше все опять пошло привычным ходом – знакомство, «надо бы обмыть» и дружба. Как оказалось, до первого парижского поворота. Поворот этот случился на Монмартре. Американцы отпочковались первыми, присмотрев себе уютный столик в кафе под каштаном. Немцы затерялись в пивной. Украинец потащил жену в дверь, в которой усмотрел «во такой блин». А старый еврей отыскал на улице «камарада» и показывал ему еще советское удостоверение ветерана войны. Удивительно, но они понимали друг друга без языка.

По дороге обратно мне позвонил старый друг, живущий теперь в Висбадене, и пожалел, что, проезжая мимо, я не повидалась с ним. «А ты прилетай к нам», – пригласила я. «Понимаешь, уже не раз брал билет до Москвы, но в последний момент сдавал. Боюсь разочарований. Все говорят, что наша ностальгия здесь – только до первого приезда на родину. Так что жду тебя – поговорить хочется. С кем-то своим».