Русский Рубенс и его придуманная страна

«Портрет Ф.И. Шаляпина» написан на фоне праздника, типичного сюжета для Бориса Кустодиева. Фото автора

Моя любовь к Борису Кустодиеву началась с детства. Помню двухтомник небольшого, почти карманного формата, глубокого синего цвета, с шершавыми на ощупь обложками и с глянцевыми по центру вставками-картинами – «Мадонной Литта» Леонардо да Винчи и «Купчихой за чаем» Бориса Кустодиева. Это были увлекательные «Рассказы о художниках» заслуженного деятеля искусств РСФСР Игоря Долгополова.

Спустя годы я взахлеб читала истории о жизни и творчестве классиков мирового, русского и мастеров советского изобразительного искусства. И когда мама, гид-переводчик из «Интуриста», брала меня с собой на экскурсию в Третьяковскую галерею, я искренне радовалась возможности «поговорить» с любимчиками, коих у меня было много – от загадочно-мистического Михаила Врубеля до романтичного Архипа Куинджи, от сентиментального Владимира Боровиковского до классициста Карла Брюллова, от любителя исторических сюжетов Василия Сурикова до сказочника Виктора Васнецова, от великого портретиста Валентина Серова до неоклассициста Зинаиды Серебряковой.

«Купчиха за чаем» покоряла своей красочностью и сочетанием цветов. В одном из высказываний Кустодиев отметил, что настоящий колорист заранее знает, какой тон вызывает другой; одно красочное пятно поддерживается другим; одно «логически» вытекает из другого. Эта картина, как и «Красавица», считается своего рода программной работой художника. Но что все это значит для ребенка? Слова и идеи не столь важны, перед глазами – картинка, которую хочется рассматривать, изучать детали, запоминать, повторять.

И я бралась за фломастеры, их было по тем временам много – тридцать шесть в противовес стандартным двенадцати или двадцати шести, и старательно срисовывала дородную купчиху, восседающую за богатым столом и чинно попивающую чай, потом ласкового кота, своей мордочкой напоминающего хозяйку (для домашних питомцев это типично, и, конечно, художник не мог оставить это без внимания), затем – купеческую семью на фоне, мелко, намечая силуэты.

Для меня это был один из способов обладания чем-то новым, привлекшим внимание, заставившим задуматься, а может, помечтать. Я сочиняла свои истории о купчихе в чалме, о котике, который, как и положено сказочному персонажу, говорил с хозяйкой, ведал тайны и секреты города. Меня не смущали макушки церквей, признаки определенного уклада и быта, никак не сочетающиеся с мистикой и фэнтезийностью. Столь искусно и подробно прописанный фон, наоборот, словно создавал пространство, страну, в существование которой веришь, будто видишь ее наяву.

Портрет купчихи был великолепно обыгран в фильме Константина Воинова «Женитьба Бальзаминова» по пьесе Александра Островского. Исполняла роль актриса Нонна Мордюкова, которая рассказывала сестре по телефону: «Сделали такой грим… У меня такое ощущение, как будто я с картины Кустодиева села сейчас в кресло… Смотрю на себя в гримерной в зеркало: ну чем я не та купчиха?»

На некоторое время я забыла про Кустодиева, его рубенсовские красавицы по габаритам, не по исполнению, были не в моем вкусе, я переключилась на прерафаэлитов, импрессионистов и художников модерна. Но как-то подруга пригласила меня в Музей русского импрессионизма на лекцию писательницы Анны Матвеевой о любви Бориса Кустодиева и его жены и музы Юлии Прошинской. Этой паре посвящена глава теперь уже вышедшей книги Матвеевой «Картинные девушки». Тогда образ художника вновь ожил в моем воображении и заиграл новыми красками. Вот Кустодиев встречает Федора Шаляпина в шубе, вот «Русская Венера» складывается по крупинкам, собирается в единый образ, а вот жена, не обладающая пышными формами, не рождающая вдохновение в своем муже, но безумно любимая им.

– В Третьяковке открывается выставка «Борис Кустодиев. Живопись. Графика. Театр», – сообщает по телефону сестра. – Может, сходим?

– Почему бы и нет? Любопытно, – и мы договариваемся о встрече.

На выставке собрано около 180 работ художника из крупнейших музеев России и Беларуси и частных собраний. Здесь представлены и самые яркие живописные полотна. Среди них – «Красавица» и «Масленица» из Государственной Третьяковской галереи, «Купчиха за чаем» из Государственного Русского музея, «Портрет Ф.И. Шаляпина» из Санкт-Петербургского государственного музея театрального и музыкального искусства, «Русская Венера» из Нижегородского государственного художественного музея, созданная на обороте его более раннего произведения «На террасе». Обычно картину показывали именно со стороны Венеры, но в Третьяковке соорудили конструкцию, благодаря которой можно полюбоваться и красавицей, и семьей художника. Однако больше всего меня влекли обещанные эскизы к спектаклю «Блоха» и не виденная вживую графика.

Дружба Кустодиева с писателем Евгением Замятиным довольно известный факт. Два талантливых человека встретились во время работы над серией акварелей «Русские типы». Кустодиев писал портреты, а Замятин – предисловие. Правда, писатель так погрузился в кустодиевский мир, что у него получилась целая повесть. В итоге вышел альбом «Русь. Русские типы Б.М. Кустодиева. Слово Евг. Замятина». Первая часть – это художественное слово писателя о жизни вымышленного города Кустодиева, где главная героиня – красавица Марфа Ивановна – живет в стране Кустодии. А вторая часть альбома – 23 иллюстрации Кустодиева. Так возник творческий тандем.

В 1924 году после настоятельной рекомендации Замятина Кустодиева пригласили делать декорации к постановке «Блохи» во МХАТе. Режиссер Алексей Дикий вспоминал о волнении сотрудников театра: «Затрещала крышка, открыли ящик – и все ахнули. Это было так ярко, так точно, что моя роль в качестве режиссера, принимавшего эскизы, свелась к нулю – мне нечего было исправлять или отвергать. Как будто он, Кустодиев, побывал в моем сердце, подслушал мои мысли, одними со мной глазами читал лесковский рассказ, одинаково видел его в сценической форме. Он все предусмотрел, ничего не забыл, вплоть до расписной шкатулки, где хранится «аглицкая нимфозория» – блоха, до тульской гармоники-ливенки, что вьется, как змеи, как патронная лента, через плечо русского умельца Левши». На выставке зал с эскизами к «Блохе», посвященный, по сути, одной из вершин театральной деятельности Кустодиева, небольшой, но весьма атмосферный, и дает визуальное представление даже не об одной постановке пьесы Замятина, а о двух (вторая состоялась в Большом драматическом театре в Ленинграде и была менее успешной, чем в Москве).

– Что ты так медленно ходишь? – прервала мои размышления сестра. – Это же популярные картины, посмотрела ярмарки, Шаляпина, русских Венер, семейные портреты и пошла. Там есть этаж ниже, нам бы туда успеть.

– Смотри, сколько у него было иллюстраций, – попыталась привлечь ее внимание, перелистывая на экране отсканированные страницы книг.

Сестра махнула рукой, сказав, что это можно и в интернете найти, и мы отправились разглядывать зал с графикой. А там сплошь и рядом портреты всяких творческих личностей: писатели, поэты, коллекционеры, издатели, деятели театра. Понятное дело, Кустодиев со многими из них дружил. Он предпочитал изображать своих героев в момент наивысшего интеллектуального подъема, запечатлевать на их лицах муки творчества – раздумье, тревогу, грусть, порой горечь, а иногда выражать успех и признание. Его картины выполнены в разных техниках и разными материалами – маслом, пастелью и темперой. Издалека портреты, написанные пастелью, создают иллюзорный эффект, будто это масло.

В последнем зале нас еще впечатлил своим исполнением и богатой цветовой палитрой групповой портрет художников общества «Мир искусства». Кстати, он был заказан Кустодиеву именно для Третьяковской галереи Игорем Грабарем в память о состоявшемся 6 октября 1910 года собрании, на котором было принято решение образовать новое общество «Мир искусства». Это такой «парадный» портрет по образцу голландских цеховых портретов, с изображением оживленно беседующих участников за столом в интерьере, украшенном картинами – свидетельствами их профессиональных занятий.

Мир знакомого с детства художника расширился, всколыхнул приятные воспоминания, так что снова захотелось вернуться в его сказочную страну Кустодию, полную оптимизма и любви к жизни.