Мещане по-немецки

Санкт-Петербург. Международный театральный фестиваль «Александринский». «Крысы» Гауптмана, Deutsches Theater, режиссёр Михаэль Тальхаймер20, 21 сентября в 19.00

В 2005 году в Москву уже приезжал этот известный во всей Европе театр и привозил спектакль «Эмилия Галотти» в постановке Михаэля Тальхаймера. Работу Тальхаймера тогда оценили, ему в итоге вручили «Золотую маску» как лучшему зарубежному спектаклю, показанному в Москве.

Свою версию пьесы Гауптмана «Крысы» весной Тальхаймер представил в Берлине на традиционном форуме немецкого театра «Театртреффен». Теперь вот и в Северной столице увидят, как один из ведущих современных немецких режиссёров трактует собственную классику.

Известный специалист и самый эрудированный в вопросах немецкого театра театровед Владимир Калязин, впечатленный этой работой, рассказал )С(, что поражает уже сама «картинка»: сценограф Олаф Альтман создал подобие «крысиного гнезда» (так, к слову, Гауптман собирался назвать свою пьесу). «Актеры, ≈ рассказывает Калязин, ≈ двигаются в полусогнутом состоянии, на высоте 1,5 м от пола, в нише, чердачном помещении, излюбленном месте обитания крыс. Такие мизансцены диктуют поиск совершенно иной пластики ≈ искажения, зажатости, скованности, соответствующих внутреннему миру героев гауптмановской трагикомедии. Драматург в этой пьесе много размышлял о зависимости женской судьбы от любви и материнства. В основе сюжета «Крыс» ≈ история похищения ребёнка, которого жена каменщика фрау Йон пытается сохранить всеми правдами и неправдами. Она в конце концов убивает его мать, горничную Паулину Пиперкарку, и сама кончает жизнь самоубийством. История эта взята из бульварной газеты и выросла до грандиозной социальной фрески, персонажи которой отнюдь не превращены драматургом в моральных уродов.

Театр Тальхаймера на сей раз дает поразительно тонкие решения. К примеру, когда согнутая в три четверти Пиперкарка гладит голубой свёрток с уже холодеющим телом ребенка, а четверо участников сцены жмутся к стенке, охваченные паникой, и после секундной тишины наступает внезапный приступ истерики.

Смена быстрых и медленных ритмов помогает режиссёру усилить экспрессию настроений. И содрогаешься при мысли, сколько мгновений истинной жизни ушло из этих душ, задавленных низким небом, живущих в атмосфере бесконечной тоски.

Этот спектакль ≈ печальная месса по утраченной жизни мещан, у которых даже родившийся на свет Божий ребёнок так и не подаст своего голоса на протяжении всего действия».